Это такие слова, как холизм, метемпсихоз, овуляция, сука, зараза, хламидиоз. Мобилизация каждого есть дело всех. Цветущая сложность империи изгоняет расслабляющую ауру модернизации. Конфабуляция нашей застенчивой бедности артикулируется экспертократами, создателями новых смыслов. Хватит выживать, пора творить. Боже мой, Боже мой, почему я, рожденный жонглировать мирами, должен паясничать перед этими насекомыми? (Обращаясь к Мише.) Если ты встанешь у меня на пути, сволочь, я тебя загрызу.
МИША. Я никогда… я ничего…
АП. Слов «мой, моя, мое» больше нет. Чья это ванна?
МИША. Его.
АП. Чья это квартира?
МИША. Его.
АП. Чья это жена?
МИША (с неожиданной твердостью). Моя.
АП (с силой беря его за нос). Чей это нос?
МИША (гнусавя). В-в-в… Ваш.
АП. То-то. (К Полковнику.) Вы останетесь здесь. (Зоологу.) Вы подготовите дипломы.
Звонок в дверь.
ПОЛКОВНИК. Это ко мне.
МИША. На всю ночь?
ПОЛКОВНИК (идя к двери). Нет, дольше. Это уж теперь — до конца… Это караул.
Входит караул — двое солдат с разводящим, ярко выраженной азиатской внешности.
МИША. Здравствуйте, здравствуйте. Служу России.
ПОЛКОВНИК. Они не очень понимают.
МИША. Почему?
ПОЛКОВНИК. Гастарбайтеры.
МИША. В смысле?!
ПОЛКОВНИК. Ну а где я тебе местного найду стоять тут целую ночь? Ты, может, будешь стоять?
МИША (испугавшись перспективы). Нет, не надо.
ПОЛКОВНИК. Я, может, Родину буду защищать в случае чего?
МИША. Нет, вряд ли.
ПОЛКОВНИК. Да ты глаза разуй.
Устанавливает караул у двери. Гастарбайтеры сразу же садятся на корточки.
Ты где работаешь-то вообще?
МИША. Ну, я по образованию врач… но сейчас риэлтор.
ПОЛКОВНИК. И что, не видишь? Они же везде, прикинь. ДПНИ знаешь? Ну эти, которые с ними борются.
МИША. Слышал.
ПОЛКОВНИК. Тоже они.
МИША. То есть как — и гастарбайтеры они, и бьют гастарбайтеров они?
ПОЛКОВНИК. Ну. А потом меняются. Где ты сейчас местных наберешь драться? Это же больно.
МИША. Больно, да. Но иногда приятно.
ПОЛКОВНИК. Когда ты кого-нибудь — да, приятно. А когда тебя кто-нибудь, Миша, это ни фига не приятно. Да что я тебе рассказываю — я в театр недавно пошел. «Ромео и Джульетта». Слушаю — что-то ничего не понятно. Акцент какой-то странный. Смотрю — мама дорогая! Ромео — узбек, Джульетта — таджик.
МИША. А публике нравится?
ПОЛКОВНИК. Очень нравится! Тоже в основном молдаване.
МИША. А местные где?
ПОЛКОВНИК. Местные дома сидят, «Дом-2» смотрят. (К караулу.) В общем, ребята, вы тут стоите до трех часов ночи. В три смена. (Разводящему.) Ты в кухне пока поживи, это будет караульное помещение. Миш, сообразишь им тут чайку, ладно? Ну, хоп. Я тогда в штаб.
МИША. Счастливо, счастливо.
Полковник удаляется в комнату дочери.
Э, э! Вы же хотели в штаб!
ПОЛКОВНИК. А я куда иду?
МИША. Это комната Оли.
ПОЛКОВНИК. Так я и говорю.
МИША. То есть вы останетесь?
ПОЛКОВНИК. Ну да.
МИША. Нет, ну зачем так беспокоиться? Давайте мы с женой туда, а вы пока к нам…
ПОЛКОВНИК. Чудак ты, Миша. Зачем же вам в штаб? Вы же штатские люди. В штабе должен находиться кто?
МИША. Командир.
ПОЛКОВНИК. Значит, я должен находиться где?
МИША. В штабе.
ПОЛКОВНИК. Видишь? Так что не беспокойтесь, идите в расположение, занимайтесь по распорядку.
КАРТИНА ВТОРАЯСиний свет. Ночь. У двери ванной стоит одинокий Миша. По бокам — неподвижный караул.
МИША (тихо, к двери). Слушай… Ты меня слышишь? Не слышишь. Сколько раз пытался тебе что-нибудь сказать — как в стену. Ты там вообще?
Тишина.
Он там?
Караул молчит.
Или она? Мы же не знаем, оно, она… Слушай, я не очень понимаю, что ты такое, но мне кажется, ты меня не любишь. Может, тебя можно как-нибудь обратно, а? Всосись, втянись. Уйди по трубам. Но это же вещь необратимая. Если уже вылезло, то все… Я что тебе хочу сказать. Я очень давно хочу тебе это сказать. Когда тебя не было, это было, в общем, неправильно. Чего-то не хватало, какого-то, что ли, смысла. Но можно было дышать. И вот ты опять, и сразу же в таком виде. Я все жду, что, может, ты когда-то в другом. Но ты сразу вот в таком, и сразу не помыться. (Боязливо оглядывается на караул.)
Караул молчит.
Слушай, я все понимаю. Не надо мне приписывать, да? Не надо мне говорить, что я тебя не люблю, потому что это неправда. Я, конечно, не совсем понимаю, почему тебя все время надо любить, хотя про тебя ничего не понятно и даже почти не видно. Когда мне что-нибудь надо, тебя не дозовешься, а когда мне надо мыться, ты тут как тут. Я вообще не понимаю, почему ты всегда появляешься в таком виде. Если бы ты там зародилось в виде девочки с косичкой или хоть вот этой, которая зовет, — это ладно, пусть, я только за, живи сколько влезет. Но почему все время в виде зверя?