Снег искрился на солнце так, что слепил глаза, и войдя в низкое помещение станции, Марина не сразу привыкла к полумраку. Наконец, глаза адаптировались к затемнённому залу, и девушка, оглядевшись, но никого не увидев, не то что из знакомых лиц, а вообще ни души, ещё больше забеспокоилась: Пётр знал, каким рейсом она приезжает, они условились заранее, ещё в Москве, что он обязательно приедет за ней! А теперь, что же, выходит, они с Палычем не доехали до Калиновки, или сон — в руку? Тревога подбиралась всё ближе и ближе, грозя перерасти в панику. Пока она гоняла эти недобрые мысли, в помещение ввалился дед Матвей в огромном, лохматом тулупе и смешных валенках:
— Маришка! — кинулся обнимать и целовать её, как родную внучку Верку, и отодвинув на расстояние вытянутых рук, — Дайка, я на тебя полюбуюсь! Ты такая красавица! Сразу и не признать, как Снегурочка! — потом отпустил и признался, будто и виноват в чём-то, — задержался я чуток, ты прости старика, у Милки подпруга ослабла, пришлось поправлять. А, ты уж испужалась, смотрю! Не беспокойся, не забыли про тебя! — и, прихватив ручку чемодана рукой в огромной рукавице, покатил его на выход. Милка у самого крыльца уже перебирала копытами в нетерпении, скорей бы потрусить в обратный путь.
Михеич, откинув покрывало из лохматых овечьих шкур, пригласил Марину в сани:
— Маришка, гляди какое царское место я тебе припас, сенцо свежее, пушистое! Овчина тёплая! Сегодня одна ты у меня пассажирка, барыней поедешь, все уж прибыли, тебя ждём, ты последняя…
Старик, устроившись поудобней на краю саней, легонько шевельнул поводьями, и послушная Милка, оглашая сонные окрестности звоном колокольчика, потрусила к дороге…
— А, интересный гость сейчас у Матрёны проживает, — завёл дед Матвей беседу.
— Ты про Петра, дедуля?
— Да, нет. Я про второго. Конечно, и Пётр тоже парень хоть куда. Но я про дядьку бородатого говорю, с которым он приехал.
— А, так это Палыч! — поняла Марина, — он очень хороший человек! Так нам помог! — сомнения, закравшиеся было в душу, развеялись с приездом деда Матвея.
— Не прост, ох, как не прост этот Палыч…
— Да он, вообще, только из-за Петра приехал, привёз его, вот и всё. Обычный человек с добрым сердцем, вошёл в наше положение. К тому же, одинокий, тоскливо ему стало. Сам понимаешь, одиночество не каждому нравится, — недоумевала девушка.
— Я старый человек, Маришка, много повидал разного люда и, поверь мне, этот дядя неспроста приехал к Матрёне, — упирал на своё старик.
— Ты, дедуля, скажи лучше, почему Пётр с тобой не приехал? Я думала, захочет меня встретить…
— Так он и собирался. Да, гостья к Васильевне наведалась не вовремя, пришлось остался, вроде как, и его касается, — принялся разъяснять дед.
— Что за гостья? — Марина не знала, откуда ждать подвоха.
— А, помнишь-ко, мы летом в Макаровское ездили, к кузнецу, с которым Пётр потом по лесу бегал, ну, медведь, в общем, так вот жена его. Кажется, Полиной зовут, она уж, на сносях. Мальчика ждёт, а может, медвежонка, одному Господу ведомо, — и Михеич, сняв рукавицу, размашисто перекрестился…
У Марины в душе аж защипало, только этой Полины и не хватало в их доме! Зачем ей понадобилось ехать в такую даль к бабке Матрёне? Какую пакость ещё ждать от этого семейства? Она была на сто процентов уверена, что супруги состояли в сговоре против Петра…
Дорога была долгой, вокруг такая красота раскинулась, всё белым бело, солнышко, отражаясь от снежной белизны, умножая свою яркость в сотни раз, поднимало настроение. Снег скрипел под полозьями, колокольчик звенел серебром, под ёлками по обочинам залегли красивые голубые тени, а Марина томилась в санях, готовая бежать впереди лошади, лишь бы попасть скорее в Калиновку и не пропустить чего-нибудь важного!..