Полицейские так и не нашли ничего крамольного, но брата все-таки увели. Правда, через день Александра освободили. Прекрасный конспиратор, он не дал властям ни малейшего повода упечь себя под суд или административную высылку, хотя и состоял уже давно под негласным надзором полиции. В доме Медведевых или в сарае ночевали иногда незнакомые люди. Саша никогда не говорил, кто они, делал вид, что ничего особенного в этом нет. Николай Федорович, удивительное дело, ни разу не выразил своего недовольства по поводу незваных гостей. Однажды только, заглянув в комнату младших сыновей, сказал строго:
— Если кто будет спрашивать, что за люди ночевали, вы знать ничего не знаете, слыхать не слыхивали и видеть не видывали…
Ночные обыски в доме Медведевых повторялись регулярно вплоть до Февральской революции. Они стали настолько привычными, что Дмитрий приспособился даже во время их проведения учить уроки — все равно спать не дают.
Первое пробуждение интереса к политике, хотя и невольное, еще никак не вступало в противоречие с гимназической жизнью Мити Медведева. Он организовал в гимназии литературный кружок, руководил им и даже сам писал стихи, увлеченно участвовал в любительских спектаклях — играл, к примеру, Хлестакова в «Ревизоре», занимался модной тогда «сокольской» гимнастикой. В гимназическом оркестре Митя играл, и неплохо, на мандолине, гитаре и трубе-баритоне.
Закон божий был в гимназии обязательным предметом и единственным, к которому Дмитрий не испытывал ни малейшего почтения, равно как и к его преподавателю-священнослужителю. По субботам и воскресеньям гимназисты должны были непременно присутствовать в церкви на обедне. Дмитрий и Алексей, однако, частенько пропускали службы, за что наказывались «безобедом» или карцером. Это не действовало, и тогда классный наставник нашел более верное средство воздействия: он пригрозил, что если Медведевы будут по-прежнему манкировать богослужениями, не видать им разрешений гимназического начальства на посещение спектаклей и концертов.
Все же однажды произошел почти что скандал, по счастью для Дмитрия, все обошлось без последствий. Брат Алексей спустя много лет так описал это происшествие: «Уроки закона божия Дмитрий недолюбливал. Правда, эти уроки вдохновляли его на писание стихов, и за это он чуть не поплатился исключением из гимназии. Когда поп объяснял, что «бог вездесущ и всемогущ», Дмитрий написал стихотворение о том, как бог из закрытого наглухо и запертого на замок сундука, используя свое всемогущество, выползает через замочную скважину, и пустил его по классу. Нашелся художник, который нарисовал бога с большой бородой выползающим из сундука и приписал: «Пищит, но лезет». Этот стих с карикатурой обошел весь класс, и на каждой парте гимназисты хихикали, улыбались и следили, какое впечатление произведет он на других. Таким образом урок закона божия, всегда строгий, превратился в самый веселый. Поп был в недоумении, некоторых не в меру развеселившихся учеников поставил к доске, но это еще больше всех развеселило. Когда стихотворение вернулось к Дмитрию на заднюю парту, он не выдержал и так громко стал смеяться, что не заметил, как к нему подошел поп. Поп стал отбирать листок, Дмитрий не отдавал, у них чуть не дошло до драки.
Класс загудел от смеха, не ожидая такой дерзости от Дмитрия. Урок был сорван. Поп вышел и вернулся с директором гимназии, но Дмитрий так и не отдал своего сочинения. Он не мог этого сделать, чтобы не подвести «художника».
Дмитрию Медведеву было пятнадцать лет, когда началась мировая империалистическая война. Большевики сформировали к ней свое отношение так: «Война войне!» В пролетарской Бежице мало кто поддался шовинистическому угару. Рабочий люд в массе своей понимал, что ему война ничего, кроме горя и страданий, не сулит.
В день объявлении войны Брянский комитет РСДРП выпустил прокламацию, в которой заклеймил начавшуюся бойню. В Бежице на площади, где торжественно зачитывали царский манифест о мобилизации, большевики подняли красный флаг. Потом большая группа рабочих под этим флагом с пением революционных песен направилась к станции. Возле гостиницы Мурзина демонстрантов встретила полиция. Произошла стычка.
Газеты писали о коварных тевтонах, о моральном долге России перед братьями-славянами, о союзнических обязательствах и т. п. Вся эта трескотня на Дмитрия впечатления не производила. Куда острее впечатляло другое.
Однажды на улице он встретил старого товарища Александра. Тот с угрюмым выражением лица читал приклеенный к забору листок с очередным военным приказом.
— Видел? — кивнул он, даже не поздоровавшись.