Тишина.
Служанки боятся тревожить ее. И рабы перестают дышать, моля богов, чтобы покой этот продлился хоть сколь бы долго. Талли и тот замирает у двери.
А потом решается.
Он идет на цыпочках, не сводя с нее настороженного взгляда.
— Ты… — шепот его почти беззвучен, и Янгар скорее по губам читает, чем и вправду слышит его голос. — Должен ее остановить.
Сбежать.
— Я не знал, что она такое, — Талли дрожит и страх его сладок. — Если бы знал…
Она хмурится во сне и пальцы шевелятся, проверяя, на месте ли привязь.
— Вот, возьми, — в ладонь Янгара ложится камень.
Темно-зеленый, с золотыми искрами и дыркой, в которую продета веревка.
— Она его сняла и… вдруг да поможет.
Талли кривится.
Он молод и устал бояться. Он не знает, что еще сделать.
— Я хотел Печать взять… Печать она стережет… проверяет… — наклонившись к Янгару, он надевает веревку. — Пожалуйста… останови ее… ты же… ты же Полоз!
Камень Талли прячет под рубаху и, бросив на сестру настороженный взгляд, пятится. У него вышло добраться до двери и коснуться ручки. Но та, что стоит за спиной Янгара, открывает глаза, синие, словно бездна.
— Ты хочешь оставить нас, Талли? — спрашивает она, улыбаясь.
— Я… если больше не нужен… — Талли дрожит и бросает на Янгара умоляющий взгляд. — Я проверю, как на арене… чтобы завтра… тоже надо присмотреть…
Она садится и зевает.
У нее красивые зубы, белые. И клыки длинны.
— Иди, — говорит она, когда Талли уже почти готов признаться. — Завтра и вправду важный день.
Та, что стоит за спиной Янгара, поворачивается к нему.
— Очень важный.
Она тянется к его губам, а ее собственные еще сохранили запах крови.
— Он трус. И ничтожество, но пока еще нужен. Кто-то ведь должен защищать меня, — это не поцелуй — Янгар помнит, что поцелуи должны быть другими — но прикосновение, которое вызывает тошноту. — Скоро ты станешь моим. Понимаешь?
Он кивает, потому что ей этого хочется.
И та, что стоит за спиной Янгара, выдыхает с облегчением.
— Надо просто избавиться от лишнего, — она падает на подушки и лежит, глядя в потолок. Губы ее шевелятся, и она улыбается собственным мыслям.
А потом уходит смотреть, как порют рабов.
Она будет отсутствовать долго. И вернется утомленная, но счастливая. Она снимает платье, забрызганное кровью, и прижмет к лицу, будет нюхать и жмурится… запах крови одурманит ее.
И Янгар, наблюдая за ней сквозь ресницы — она приказала спать — сожмет в руке камень.
Зеленый с золотой искрой.
Сквозь камень можно смотреть на солнце…
…и солнце делится светом.
Та, что стоит за спиной Янгара, не любит солнечный свет.
Глава 47. Сумеречница
Говорят, что давным-давно, во времена, когда мир уже не был молодым, но еще не состарился, жила-была девочка. Единственная дочь престарелых родителей, ни в чем не знала она отказа. Захочет ли ленты нарядные в волосы, платье ли новое, сапожки — спешат родители исполнить. Радостно им, что могут дитя любимое побаловать.
Росла девочка.
Красивой становилась, но и капризной.
Всего-то ей мало было.
Нарядов — полны сундуки, а она, увидев новый, требовала:
— Хочу!
И бусы, и запястья, и платки расшитые, и бисерные высокие шапки, которые на юге носят, и все, чего только взгляд коснется. Только и слышалось:
— Хочу… хочу… хочу…
Из дому выходя, глядела она, что другие носят. И злая ревность точила сердце.
— Хочу… — шелестом, шипением змеиным нес ветер ее голос.
И спешили родители, сыпали золото, откупая понравившуюся вещь. Видать, и вправду богаты были. Но не все на земле покупается. И однажды увидела красавица чужого жениха.
— Хочу, — сказала и ножкой топнула.
Попытались родители образумить, да только ничего не слышала она.
— Хочу! — кричала. — Моим будет!
Бросились они к парню, упали на колени, умоляя взять девицу в жены, сулили за нею и меха, и самоцветы, да только покачал он головой, сказав:
— Другая люба.
Смириться бы красавице, да… не сумела.
Что она сделала? Одни говорят, что тень свою костяным ножом отрезала и, на руки взяв, выпила темноту. Другие — что трижды перепрыгнула она через волос конский, над порогом натянутый. А третьи, которым верю, утверждают, будто бы сама собой душа ее переменилась от злости.
Уснула девица человеком, а проснулась…