– Спасибо, Никифор. Коли окажется, что ты прав, считай, две «красненьких» у тебя в кармане.
До «Сибирских нумеров» авто с открытым верхом по случаю летнего времени домчало Савинского меньше чем за четверть часа. Топтун оказался на месте и доложил, что Жох из нумеров не выходил и что милицейский наряд в количестве восемнадцати человек прибыл и обложил дом, как он, товарищ Савинский, и велел: мышь не проскочит!
«Сибирские нумера» оказались настоящим кипящим муравейником. В небольшом трехэтажном здании со множеством крохотных квартир и комнат кто только не проживал: студенты и гимназисты, жительствующие в одной квартире целыми землячествами; крестьяне, приехавшие в город торговать; приказчики и мелкие купчики, называвшие себя красными коммерсантами; спившиеся и потерявшие службу чиновники; аферисты и карточные шулеры; цеховые и поденщики; средней руки мошенники и воры всех возможных специализаций; еще не совсем опустившиеся проститутки; в пух разорившиеся дельцы и прочая человечья шелуха и отребье.
Дом этот ежеминутно впускал и выпускал множество людей, и не разглядеть в этом потоке народа, веером рассыпающегося по переулкам города, Жоха было вполне реально. Поэтому Николай Иванович заторопился, к тому же им, как всегда случалось, когда он был на правильном пути, овладел нешуточный охотничий азарт.
В первой квартире, куда вошли «именем революционного закона» Савинский со своим помощником, жили беженцы-крестьяне, большущая семья из четырнадцати человек. Про человека с фотографической карточки они ничего не знали и никогда его не видели. Извинившись, Савинский с помощником пошли дальше.
Ничего не знали о нужном милиционерам человеке и в следующих двух квартирах, но вот в четвертой по счету бойкая девица, явно облегченного поведения, ответила точно и ясно на все вопросы Николая Ивановича.
– Знаю такого, – отвечала она, накинув для проформы шаль на прозрачный пеньюар, под которым явственно просматривались кружевные панталончики с рюшами и оборочками и черный лиф. – Это Машкин хахаль. Она с матерью живет на третьем этаже в триста восьмом нумере.
Перешагивая через ступеньку, Савинский с помощником поднялись на третий этаж и нашли нужную квартиру.
– Ну что, начали? – прошептал Николай Иванович помощнику, расстегивая кобуру и доставая казенного образца «смит-и-вессон».
– Начали, – кивнул помощник и взвел револьверный курок.
Савинский громко постучал. Потом еще и еще.
В квартире послышалось шевеление.
– Кто там еще? – спросил сонливый женский голос.
– Это из санитарно-эпидемиологической станции, – громко произнес Савинский, с трудом выговорив столь длинное название. – На предмет наличия грызунов и прочих вредных насекомых. Тут жалоба поступила.
– Нет у нас никаких насекомых, – недовольно ответили из-за двери.
– Мы должны убедиться в этом лично, – продолжал настаивать Николай Иванович. – Служба у нас такая.
– А я вам говорю: нет у нас ни мышей, ни тараканов, – послышался еще более недовольный ответ.
– Если нет, нам тогда меньше работы, только распишитесь, пожалуйста, в бумаге, и мы тотчас уйдем, – примирительно продолжал настаивать Савинский.
По ту сторону двери дважды повернули ключ, и дверь открылась. Помощник Савинского Лузгин тотчас толкнул ее плечом и, едва не сбив с ног молодую женщину, прошел внутрь нумера.
Савинский тоже вошел и встал в прихожей, блокируя выход и не спуская глаз с женщины.
– Чисто, – вернулся в прихожую Лузгин.
Савинский кивнул и посмотрел на женщину.
– Начальник следственно-уголовной милиции Савинский. Давайте пройдемте в комнаты.
Квартира была небольшая: гостиная, спальня и кухня, она же столовая.
Савинский с хозяйкой устроились в гостиной, за круглым столом под розовым абажуром с витыми бархатными кистями. Вполне идеалистическая семейная картина. Не хватало разве что самовара, фарфоровых чашек с блюдцами, печенья и вишневого варенья в стеклянных розетках.
Савинский достал из кармана остро заточенный карандаш и памятную книжку.
– Ваше имя?
– Это что, допрос? – нервно вскинула голову женщина.
– Нет, – спокойно ответил Николай Иванович. – Но мы представители революционного закона, и на подобного рода вопросы вы обязаны отвечать.
– Хорошо, – дернула она плечом. – Мария Ивановна дочь Кусова.
– Род занятий?
– Помогаю матери торговать в мелочной лавке, – передернула она плечиками.
– Где? – зачиркал что-то в памятной книжке Савинский.
– На Малой Проломной, за Москательным рядом.
– Сейчас она на месте?
– Не знаю, – тонкие губы брезгливо поджались. – Она мне не докладывается.
– Хорошо. – Савинский пошарил в карманах, достал фотографическую карточку Жоха и положил ее на стол перед Кусовой. – Вам знаком этот человек?
Едва посмотрев на карточку, девица произнесла категорическим тоном:
– Впервые вижу.
Пододвинув снимок ближе, Николай Иванович сдержанно настаивал:
– Будьте любезны, посмотрите хорошенько.
– А кто он такой?
– Его зовут Григорием Филипповичем Мазиным. Кличка Жох. Он бандит.
Кусова слегка приподняла снимок, сделав вид, что внимательно рассматривает его лицо.
– Нет, – глядя мимо Савинского, сказала она. – Этот человек мне совершенно незнаком.
– Вот как? – изобразил Савинский удивление. – И не видели его никогда?
– Вы правы, никогда не видела, – с явным вызовом ответила молодая женщина.
– А вы знаете, в этом доме есть свидетели вашего с ним знакомства. Говорят даже, что он ваш... ухажер, – упорствовал Николай Иванович.
– Кто это говорит, пусть у того язык отсохнет, – обожгла Кусова недобрым взглядом Савинского. – Все, товарищи хорошие, я устала и спать хочу.
В это время в замочной скважине послышался отчетливый шорох – кто-то пытался отомкнуть дверь. Стараясь не шуметь, Лузгин кинулся в прихожую и вжался в стену, держа револьвер наготове. А Николай Иванович не сводил взгляда с Кусовой и видел, как расширились ее зрачки, как напряглись мышцы лица, выдавая неподдельное волнение. А потом вдруг ее лицо сделалось обыкновенным, можно даже сказать, сонливым: открыв дверь своим ключом, в прихожую вошла пожилая женщина.
«А ведь это мог быть и Жох, – подумалось Савинскому. – Очевидно, он находится где-то в здании. Судя по реакции Кусовой, он еще не приходил к ней и может появиться здесь в любое время. И она его, похоже, ждет».
Теперь за круглым столом под розовым абажуром сидело уже четверо. Женщину, как выяснилось, звали Антониной Гавриловной.
– А позволительно будет поинтересоваться, чем мы обязаны вашему приходу? – с ехидцей спросила она. – Вы нас в чем-то подозреваете, товарищи?
– Вашей дочери мы уже все объяснили, – терпеливо ответил ей Лузгин. – Так что давайте посидим смирненько.
– Вы меня не отпускаете?
– Нет.
– Хорошо, у вас имеются какие-то претензии к моей дочери, – оглядела она обоих милиционеров, стараясь вложить во взгляд презрение. – А какие претензии имеются у вас ко мне?
– Ничего, я объясню, – остановил Николай Иванович жестом руки Лузгина, собирающегося что-то сказать. – Ради вас, сударыня, – употребил Савинский вежливую форму старорежимного обращения к дамам, – мы начнем все сначала. Итак, ваша дочь подозревается в связи с налетчиком, рецидивистом и убийцей Григорием Филипповичем Мазиным по кличке Жох, а также в его укрывательстве, то есть непредоставлении о нем сведений правительству и властям, что является нарушением гражданского долга каждого гражданина республики и подпадает под статью четырнадцатую Уложения о наказаниях. Вам все понятно, дражайшая?
– Не знаю я никакого Мазина, мама, – вскинулась было дочь, на что Савинский не преминул заметить:
– У нас есть свидетель, который подтвердит знакомство вашей дочери с Жохом. При необходимости, я думаю, мы найдем не одного такого свидетеля.