Только наряды Андрюха себе позволял менять: вечерним индейцем с индюшачьими перьями в волосах прокрадывался он в волосы дерева. Бах! Бах! Это войска ее Британского Королевского Величества бросаются обломками кирпичей и грязно ругаются. Отступаем, братья индейцы…
Можно еще было ковбоем или Робин Гудом. Но удачнее всего Андрюха варягом оделся. К хоккейной каске стрелы-присоски прикрепил — рога вроде бы. Меч деревянный и топор туристический за поясной ремень воткнул и в поход к черешне двинулся.
Ах! Видели бы вы, как бежали от варяга Андрюхи Иоаннович с Иоанновной, как визжала Ленка-дура, когда рогатый Господин Валет Андрюха спрыгнул с Дамы Черешни, а в руках у него меч и топор.
Хе-хе! — басил Андрюха, размахивая всеми руками.
— А-а-а-а! Семка, звони в дурдом с милицией! — голосила Иоанновна.
Это был триумф!
Годы… И еще годы. Черешня и соседи продолжали жить за забором. Была еще любовь. Ее звали…м-м-м-м каким-то женским именем. Желтые длинные волосы, синие глаза, запах и голос приятные. Ее голос шелестел, Андрюха раскачивался на ветру, тыкался носом в ее румяные щеки, она улыбалась. Но она не соседское дерево у собственного забора — ушла осенью; она улыбалась, а черешня сыпалась листьями-лоскутками.
Она ушла, а черешню закрыли от него мощным металлическим забором, а еще у Ленки-дуры завелся мужик — Колян, охранник. Агрессивный, грубый с пневматическим пистолетом на поясе.
Полгода Андрюха сидел дома — рисовал, читал исторические романы и перечитывал старые семейные письма и открытки.
А потом снова весна. И снова настроение чувствовать и нюхать ветры, и черешня зацвела новым цветом и, жужжа пчелами, бросилась атаковать его, Андрюху, запахами.
Андрюха оценил черешневы старания и стал готовится к посещению своей Дамы. В это, новое свое лето, он решился явиться к ней во всей красе. Подсказку ему дала дедова открытка, которую он нашел на чердаке. В ней дед поздравлял с Днем Октябрьской Революции Андрюхиного прадеда Саида. Открытка отправлялась далеко, куда-то в Казахстан, но вернулась, не найдя прадеда, домой.
Прадед был крымским татарином, это и навело Андрюху на мысль о новом переодевании. Воином Крымского ханства, храбрым и быстрым, предстанет он перед Ней. Штурмовать соседский забор было решено во всеоружии, с веревочной лестницей и коротким кочевничьим луком, ибо не ставят препятствий перед настоящей любовью и смешон пистолет перед настоящим луком.
— Хе-хе-хе, — как встарь басил татарский князь Андрюха Иоанычам!
— Сеемка, звони в дурку! — сипела Иоанновна, древнему своему Иоанычу.
Жизнь налаживалась!
Видец
Я был маленьким еще, стоял на улице возле своего дома, а они мимо шли: два рыцаря в черных латах, с закрытыми забралами, оружия в их руках не было, а на ногах были тапочки. Было что разглядывать, и я разглядывал. Шли рыцари бойко и почему-то без железного грюка. Один повыше, другой пониже. Трепались о чем-то.
— Отец и сын, — мелькнула мысль.
— О! Очевидец! Надо же, у нас! — удивленно воскликнул сын-рыцарь (это он про меня).
— Не факт, — сказал отец. — Может, так, видец.
Рыцарям я не удивлялся, они частенько мимо нашей улицы ходили. Привык к ним, только однажды маму спросил, почему они в тапочках. Мама, как всегда, была задумчива и пробормотала, что, видимо, они натерли ноги.
— Но эти рыцари всегда в них ходят, — возразил я.
— Ты о чем? Какие рыцари в тапочках? — с напором спросила мама.
Больше я ее не беспокоил, тем более, что мне неоднократно поступало предложение сходить провериться к психиатру.
Опять же недавно был случай. Мы в посадке гуляли, а на деревьях сидели полутораметровые черные совы, и мама их не видела и очень нервно реагировала, что их видел я. Она вслух размышляла, что это у меня — богатая фантазия или очень печальная болезнь. Она всем своим видом умоляла сказать ей, что ее сын фантазер. Я легко согласился.