— Таак, а если уши заложить? — спросила про себя тетку Простудница.
— Да-да, я так люблю больные ушки, они так смешно болят и гноятся, — соглашалась за тетку Простудница.
— Опять нет!
Шарпей продолжал громоздиться над Простудницей без изменений.
— Хм! Если бы я была юна и невинна, уже бы билась в истерике, а так скажу вам одно: Вы не мой клиент, — расслабилась и улыбнулась про себя Простудница.
— Ладно, удачи тебе, чудо неживой природы, — сказала опять же про себя «Шарпею» Простудница, вышла из троллейбуса и свалилась на тротуар.
— Где-то я ее видела, — вытягивая шею, рассматривала бухнувшуюся в обморок Простудницу Обморочница.
Где-то точно пересекались, — тяжело вращала мозгами она — Может, в школе?
— Ишь, «Шарпей»! Само чудо, — не могла успокоиться Обморочница.
Вероятность бухнуться в обморок возле дома — только одна из вероятностей. Можно, например, в троллейбусе или на троллейбусной остановке.
Яблоко
Когда пьяные солдаты в 1914 году стали ломиться в окна и двери лавки моего прапрадеда Гедалии, тот разобрал крышу лавки, посадил свою жену Хану и трех дочерей на спину и плюющимся огнем драконом перемахнул Днестр. Высадив женщин в Атаках, Гедалия вернулся в Могилев-Подольский, чтобы собрать кой-какие личные вещи и поджечь пару-тройку агрессоров.
Когда в 1916 году Днестр вышел из берегов и затопил дедов дом в Атаках, а семье пришлось спасаться на крыше дома посреди речного моря, тетя Циля серой цаплей таскала им рыбку и речных курочек.
Когда в 1918 году петлюровцы бегали за сестрой бабушки, огненной красоткой Малкой Ароновной по ее киевской квартире, она кошкой скакнула на потолок, чтобы обрушиться на негодяев огромным резным шкафом красного дерева с острейшими медными ручками.
Вот среди каких историй рос я! Я, бледно-желтое яблоко с двумя коричневыми родинками на шкурке. Яблоком хорошо лежать в маленьком заросшем дворике среди какой-нибудь антоновки или данешты и наблюдать, как муравьи пасут тлю на стебельках пионов, или как жуки за жужицами ухаживают, или как слизни плавно и быстро уносят свои тела в заросли помидорных грядок.
Дар быть яблоком был ни для чего и ни зачем.
В школе я однажды в сонной агонии закатился в парту, чтобы отоспаться, проснулся поздно, когда школа была уже закрыта, пришлось выбираться из школьного окна, рвать брюки, пачкать пиджак и выслушивать укоры от папы-мамы. С тех пор решил, что спать в школе надо человеком среди человеков.
А еще я мог яблоком завалиться спать прямо на земле летней ночью, и прекрасно высыпаться: ни холод, ни насекомые меня не беспокоили. Я мог стать идеальным туристом, геологом или на худой конец диверсантом, но мой яблочный бочок однажды больно куснул еж, и я стал бояться спать на земле.
С Гришей мы не росли в одном дворе, не ухаживали за одной девушкой, не пили водку на скамейке парковой аллеи. И встретились мы уже далеко-далеко от моего детства и юности.
Решение пошутить с ним пришло между четвертой и пятой кружкой глубокой ночью, холодной зимой, в московском общежитии.
Терять мне было нечего, надо было шутить.
Гриша печально смотрел на яблоко, которое появилось перед его глазами после моего исчезновения.
Он просто качался надо мной с глуповатой улыбкой, а потом сказал: «Ты смотри, как от тебя тараканы бегут — кучно, как буденовцы».
Став человеком, я увидел напротив маленького седоватого ворона.
— А чего такой некрупный? — спросил я.
— Зато жить буду долго, — прокаркал Гриша.
Но именно он сыграл главную роль в моей яблочной жизни. Знаете, бывает. Рррраз, и ты просветлен! Так вот Гриша мне сказал, что еж — хищник и не ест яблок, зато яблочный сок отпугивает паразитирующих насекомых: вшей, блох, клещей.
Представляете! Яблоко может отпугивать паразитов от ежа!
Пионерские сны
Проснулся Конский сам, без помощи родных и близких, не нуждались и они в его помощи. Лежа наблюдал в окно, как снег падает, и сон недавний переживал: Конский, кажется, с какими-то приятелями (их лиц он вспомнить не мог, да и неважно, а его самого тогда Саньком Педальным звали) ходит по городу и покупает в киосках Союзпечати значки на олимпийскую тему. А тут через стекло киоска (не того, что у вокзала, и не того, который возле школы, а другого, подальше) разглядел он значок исключительной красоты: со звездой, букетом и надписью на ленте: «9 мая». «А-а-а… — стонет Конский, Санек Педальный, от внутреннего восторга. — Б-е-р-у!» И взял! 29 копеек значок стоил.