С приближением финальных игр бедняга швед заметно потускнел, сгорбился, из портфеля он доставал все меньше бутылок пива. В последний день он пришел с пустым портфелем. Весь матч сидел трезвый. Когда советская команда завладела золотой медалью, странный болельщик скомкал пятидесятикронную бумажку, сунул ее в левый карман и с видом великомученика побрел восвояси.
Я попросил знакомого шведского журналиста объяснить мне, что все это означало.
— Очень просто, — улыбнулся он. — Дело в том, что с некоторых пор у нас на спортивных соревнованиях запрещены тотализаторы. А этот тип, видимо, к ним привык. Для него игра не игра, если он не может сыграть на деньги. Вот он и играет сам с собой.
— А почему он сегодня пришел без пива, а ушел пешком?
— Дело в том, что он болел за свою команду и принципиально ставил против советской. А советская команда все время выигрывала. В результате этот болельщик так проигрался, что, как видно, у него уже не было на метро.
Свое виденье
Детектив
Перепечатывается из известного автору толстого журнала
Инспектор Скотланд-Ярда Уиски Уайтхорс прибыл к месту происшествия точно по инструкции, через четыре минуты и тридцать семь секунд после телефонного звонка.
В маленьком домике на окраине Лондона было неспокойно. Хозяин дома, попыхивая трубкой, шагал по комнате. Стекло в венецианском окне, ведущем в палисадник, было выбито. Несколько зевак толпились у ограды.
— Уиски Уайтхорс, — отрекомендовался инспектор, привычным жестом отвернув левый борт пиджака.
— Очень приятно, — на миг оторвавшись от трубки, промычал хозяин дома. — Вот видите, что он сделал!
— Фамилия? — спросил Уайтхорс.
— Не знаю. Он мне не представился.
— Не его, а ваша.
— Гордонсджин.
— Имя?
— Дры.
Уайтхорс заглянул в блокнот.
— Все совпадает. Приступим…
Он медленно прошелся по комнате, опытным глазом оценивая обстановку. У стен, на столах, на диванах стояли и лежали подрамники с холстами, большие куски картона. На них были изображены во всевозможных комбинациях квадраты, кубы, треугольники, спирали, ромбы и просто размытые пятна.
— Инженер? — спросил Уайтхорс, встряхивая самопишущую ручку.
— Он не оставил визитной карточки.
— Не он, а вы, — уточнил Уайтхорс.
— Я? — Дры от возмущения чуть не проглотил трубку. — Как вы можете меня об этом спрашивать? Я Дры Гордонсджин! Меня знает весь Лондон, все Британские острова, вся Европа. Я художник!
— Художник, — записал в блокнот Уайтхорс. — Ясно. А чем зарабатываете на жизнь?
— Как так чем! — рассердился Дры. — Картинами.
— Картинами? Не ясно… — проворчал Уиски. — Однако расскажите, как все происходило.
— Обычно я просыпаюсь в девять часов утра, — начал свой рассказ Гордонсджин. — Вот, видите, будильник поставлен на девять. Но сегодня, еще до того, как будильник зазвонил, я проснулся от какого-то странного шума. Сперва я подумал, что это дождь бьет о стекла, но, взглянув в окно, убедился, что утро солнечное, на небе ни облачка. Прислушавшись, я определил, что шум исходит из столовой. Это в ней мы с вами сейчас находимся. Дверь из спальни сюда была открыта, и через дверной проем я увидел фигуру неизвестного мне мужчины. На фоне солнечного пятна он просматривался отлично. Мрачный субъект! Что ему нужно? Он шарил по комнате, открывал ящики шкафов. Перебирал мои картины. Я впервые видел вора не на экране кино. Это было захватывающе! Я выпустил из рук трубку, схватил фломастер и лист ватмана и стал рисовать. Я творил самозабвенно. Абстракции так и вырывались из меня наружу. Рисунок был уже совсем готов, когда вдруг бандит повернулся ко мне спиной. Я не выдержал и крикнул: «Обернитесь! Еще несколько штрихов!» Он обернулся. Увидел меня, кинулся к окну и выпрыгнул на улицу, оставив на полу эти осколки разбитого лбом стекла…
— Т-а-ак! — мрачно произнес Уайтхорс. — Зря вы его спугнули. Он успел что-нибудь унести?
— Не знаю. Здесь столько бесценных картин…