— Сейчас дойдем, только бы не заслышали. Где-то здесь канавка, по ней прямо под проволоку — и в окоп... Скажи ты, как темно, прямо хоть глаз коли...
Вблизи раздался хлопок выстрела, и, оставляя искристый след, взвилась ракета. Сразу стали видны окопы на бугре, а за ними полуразрушенный длинный колхозный сарай с пожухлой и такой же серой, как стены, крышей, пробитой во многих местах минами.
«Какой он большой! Совсем не такой, как с эн-пэ казалось», — непроизвольно отметил про себя Крутов, припадая к самой воде и стараясь слиться с редкими осоковыми кочками.
— Бегом! — ухватил его за рукав Мазур и, не отпуская, повлек за собой куда-то вперед, туда, откуда взлетела ракета.
Навстречу им ударил пулемет, причем стреляли так близко, что видно было, как билось пламя на конце ствола. Пули, взвизгивая и хлестко щелкая, буровили болотную жижу. Задыхаясь от волнения, спотыкаясь, Крутов бежал навстречу выстрелам, чтобы укрыться в окопе.
— Прыгай сюда! — послышался чей-то голос. При свете новой ракеты он увидел, как между березовыми кольями, густо опутанными колючей проволокой, приподнялся человек.
— Крепко он взял вас в оборот, — сиплым голосом пробасил он, пригибая Крутова к земле, чтобы не зацепился за проволоку. — Да пригнись же, что, у тебя голова лишняя?
Остервенело застрочили немецкие пулеметы. Охранение молчало, будто вымершее. Крутов немного отдышался и, когда стрельба затихла, спросил:
— Где тут ваше начальство находится?
— А пойдете по окопчику — не минете. Только головы над бровкой не высовывайте, а то срежет. У нас тут это запросто...
— Ладно, не каркай! — оборвал его Мазур. — Стреляные, сами понимаем, что к чему...
Командир взвода полулежал на пустых патронных ящиках в нише, вырытой в стенке траншеи. Его протянутые ноги упирались в противоположную стену, загораживая проход.
— Кто там ко мне? — спросил он охриплым простуженным голосом, приподнимаясь со своего места. — Лейтенант Заболотный!..
— Из штаба. Крутов!
— А-а, товарищ старший лейтенант! — крепко пожимая Крутову руку, сказал Заболотный. — Пришли навестить свою многострадальную роту. А я вас сразу не признал было. Рад, честное слово!
— Так и живете? — указал Крутов на нору, в которой сидел лейтенант.
Заболотный махнул рукой:
— Погано живем, обсушиться негде. От грязи да сырости болеть начали, а тут еще он пристрелялся, из миномета гвоздить начал. Сидишь день и ночь, скорчившись, да ждешь, когда по башке хлопнет. Связь протянули, а «нитки» в воде и слышимости нет. Даже обидно, ни с кем не переговоришь. Совсем отрезанный ломоть. Да чего там толковать, идемте, сами все увидите!
— Идем, Заболотный в болоте! — пошутил Крутов, хотя ему с первого шага очень не понравилось это охранение. Прежде всего — никудышный подход. На таком подходе из-за чистой случайности могут положить всю роту раньше, чем она доберется до исходного положения. Сам окоп тоже не представляет надежного укрытия — мелок, обваливается, бруствера почти нет, ни пяди сухого места. Вдобавок немцы, сидящие значительно выше, наверняка днем просматривают большую часть окопа. Введи сюда роту ночью — днем ее обнаружат, что тогда? Нет, тут надо прежде подумать!
Заболотный шел согнувшись, вплотную прижимаясь к борту окопа. Каской он скребнул о нависшую колючую проволоку, и тотчас резанула пулеметная очередь. Крутов вздрогнул, и сердце, помимо воли, тревожно замерло. Уж очень близко стреляли!
— Проклятый!.. Днем пулемет готовит к ночной стрельбе, — сказал лейтенант и, обождав немного, снова двинулся дальше, еще теснее прижимаясь к стенке. Крутов следовал его примеру.
Возле поворота свисала чья-то шинель. Видно было, что ее хозяин лежит сверху, за бруствером.
— Вчера днем... И опытный боец был, а забылся, приподнялся и... наповал! Снайпер у них завелся, что ли, — объяснил лейтенант.
Окоп был извилистый и почти весь находился под проволочным заграждением противника. Бойцы укрывались в нишах и просто в траншее, там, где удалось перебросить через нее три-четыре чурки для защиты. Наблюдатели сидели в открытых ячейках, выдвинутых вперед. Ночью никто не спал. Крутову стало ясно — выводить сюда роту нельзя.
«Ну, хорошо, сюда нельзя, а куда можно? Выходит, что боевое охранение держать здесь незачем?»
— Не слышно, долго еще думают нас здесь мариновать? — спросил Заболотный. — Не собираются отвести?
— Об этом не может быть и речи. Уже в дивизию сообщили, что держим...
— Тогда нечего долго раздумывать...