„Обвал, — подумал Фомич. — Наверное, к сопкам вышел... Вот теперь конец".
Только чувствует он, что тепло ему, что кто-то сопит рядом, ворочает его с боку на бок. Нет, не похоже на обвал. Наконец, отпустило. Оглянулся — над ним медвежья морда. Попрощался тут Фомич с жизнью. Загрызёт белый разбойник...
А медведь лапой Фомича подталкивает, норовит лизнуть в лицо и сопит радостно.
— Васька! — закричал Фомич. — Родной ты мой зверюга!
А Васька сопит и бороться лезет.
— Васька, — говорит ему Фомич, — сахару хочешь? Супа хочешь? Рыбы свежей, не мороженой хочешь?
Сел Васька на снег, голову набок склонил, словно задумался: хочет ли?
— Домой, Васька, на камбуз! — кричит Фомич. — Сахару дам.
А Васька сыт. Что такое суп, сахар, рыба — он, конечно, знает, но есть ему не хочется. Бороться хочет. Нашёл себе игру — в пургу бороться!
— Васька, зверюга, варенье дам. Полную банку. Знает Васька и слово „варенье". Остановился опять
голову набок склонил, задумался.
— Варенье, варенье дам. Домой. На камбуз. Повернул Васька, оглянулся на Фомича и пошёл. Сделал шаг—и исчез в пурге. Нет Васьки.
Побежал Фомич за ним—смотрит, сидит медведь, ждёт. Так и пришли они к дому. Васька-то и в пургу знает, где станция. Хотя обычно в пургу медведь спит, но тут за Фомичём пошёл — соскучился. И спас его.
ВАСЬКА УХОДИТ
Прошло два года. Вырос Васька, никто уже с ним бороться не может — одним ударом могучей лапы человека на землю бросает, хотя и играет в полсилы.
Как-то решил Васька в комнату заглянуть — раньше никогда его в дом не пускали. Стукнул лапой — толстую дверь, обшитую войлоком с петель сорвал. Степенно вошёл в сени, зацепил боком ящик, свалил, полез в другую дверь. Тут выскочил Фомич.
— А ну уходи! Это что ещё за номера?!
Васька не уходит. Рычит. Любопытно ему, что там, в комнате. Пришлось Фомичу свой ремень доставать. Увидал Васька ремень, поджал зад и наутёк.
— То-то. — сказал Фомич. — Помнит науку. — И пошёл к Ваське с вареньем в руках мириться. Обидчивый медведь стал, раздражительный. Чуть что не так — уходит.
— Скоро сбежит наш Васька, — сказал как-то за завтраком дядя Фомич Весна, солнышко пригревает, вот-вот день полярный начнётся. Пора Ваське семьёй обзаводиться.
И правда, всё чаще уходил Васька в тундру или на море. Бродит по берегу, смотрит на льдины, что проплывают вдали. Или рыбу ловит. Или на тюленей охотится.
Перестал на камбуз к Фомичу за едой ходить. Только в гости, поиграть.
А потом и совсем ушёл. День его нет, два, три. Забеспокоился Фомич.
— Убьют Ваську охотники. Ведь не знают, что ручной он. Бах — и шкура одна, а не Васька...
Посовещался Фомич с друзьями. Потом механик завёл свой трактор-вездеход, сел на него с Фомичём и уехал.
А за повара остался Юра. За завтраком все полярники ворчали: подгорела каша.
— Эх, Васьки нет. Он бы весь твой запас каши вмиг прикончил, — смеялись они.
А Юра в ответ:
— Научусь.
И действительно, научился, потому что не возвращались на станцию Фомич и механик три дня.
Вернулся Фомич весёлый и сразу к начальнику станции пошёл. А оттуда в радиорубку.
— Что-то затеял Фомич, — догадались полярники и пошли за ним.
Юра сидел с наушниками над приёмником и выстукивал ключом. Над ним стоял дядя Фомич. Перед Юрой лежал бланк радиограммы, подписанный начальником полярной станции:
„Всем, всем, всем! Ушёл ручной медведь Васька, который спа. во время пурги Николая Фомича Ивашова, повара полярной станции. Медведь безвредный, людей любит. Просим не охотиться. Просим не охотиться. Его примета — на шее флотский ремень с медной бляхой. Просьба подтвердить приём! “
Через год лётчики рассказывали, что видели далеко во льдах белого медведя с флотским ремнём на шее. С ним была медведица. Когда пролетал самолёт, огромный медведь встал на задние лапы и, склонив голову, посмотрел вслед самолёту.
О чём он думал? О Фомиче? О лётчиках, что привезли его на полярную станцию?
Или забыл уже её?..