— Вот мы и пришли, любезный друг, — сказал он спутнику.
— Войдем, — с живостью ответил Медвежонок.
— Спешить не к чему; та особа, которая должна ввести нас, появится за этой калиткой не раньше чем через четверть часа.
— Стало быть, нас ждут? — осведомился Медвежонок с тайным биением сердца.
— Ждут меня, брат. На твое столь скорое прибытие не рассчитывали. Пойдем в эту беседку у лимонных и апельсинных деревьев, там мы будем ограждены от любопытных взглядов и сможем спокойно потолковать о наших делах.
Медвежонок молча последовал за товарищем; когда же оба расположились на траве, Бартелеми продолжал тихим голосом:
— С какой целью прибыл ты сюда на двух судах и, вероятно, с большим числом людей?
— Я отвечу тебе коротко, брат, и правдиво, по своему обыкновению. Я люблю донью Эльмину; она не знает о моей любви, однако, когда мы расставались с нею, я поклялся, что моя жизнь принадлежит ей. Я говорил, что если когда-нибудь понадобится, то я по первому ее призыву явлюсь на помощь. Она призвала меня — и я тут.
— Ты знаешь, что отец хочет выдать ее замуж?
— Да, за мексиканца.
— Знаешь ты этого мексиканца?
— Откуда же мне знать его?
— Это правда. Когда ты исполнишь задачу, которой задался, какой награды ожидаешь ты за свою преданность?
— Никакой, брат, — ответил капитан, грустно покачав головой, — я ни на что не надеюсь, не смею ни оглянуться на самого себя, ни спросить свое сердце. Я с ума схожу, люблю, страдаю — и все тут.
Бартелеми пожал ему руку. Воцарилось продолжительное молчание.
— Кстати, — вдруг сказал буканьер, — куда девался твой бывший хозяин?
— Пальник?
— Он сам.
— Советом флибустьеров был осужден на смерть и брошен на Акульем утесе.
— Ты уверен, что он умер?
— Разве ты имеешь повод предполагать противное?
— Ничего не предполагаю, брат, сохрани меня Боже! Только по моему мнению, недостаточно раздавить голову змеи, надо еще оторвать ее от туловища, чтобы окончательно убедиться, что она убита.
— Что ты хочешь сказать?
— Теперь не могу говорить яснее. Я обещал молчать, а ты знаешь, Медвежонок, что я никогда не изменяю своему слову. Не расспрашивай же меня больше, но прими последний совет: что бы ты ни предпринимал, будь осторожен.
— Спасибо, брат.
— Теперь встанем и пойдем. Нас, должно быть, уже ждут. Они немедленно поднялись с травы и пошли к калитке, в которую Бартелеми тихонько постучал. Нежный голос произнес одно слово:
— Вера!
— Надежда, — ответил сейчас же Бартелеми. Калитка приоткрылась; флибустьеры проскользнули в отверстие.
— Вы не одни, капитан? — с изумлением, почти с испугом вскричала донья Лилия.
— Успокойтесь, сеньорита, — почтительно сказал флибустьер, — я обещал вам и привожу Медвежонка Железная Голова.
— Вы очень добры, благодарю вас, сеньор кабальеро, — с чувством продолжала девушка и, грациозно поклонившись двум мужчинам, прибавила: — Следуйте за мной, сеньоры. Эльмина не смела надеяться на такое счастье. Не опасайтесь, что кто-нибудь вас увидит, в доме все спят.
Флибустьеры склонили голову в знак согласия и последовали большими шагами за девушкой, которая весело, почти бегом шла впереди них.
Вскоре все трое были у входа в беседку, где неподвижно стояла донья Эльмина, встревоженная, бледная, нагнув вперед голову и пристальным взглядом как бы стараясь проникнуть во мрак и уяснить для себя природу смутного шума, уже несколько минут долетавшего до ее ушей.
— Это вы! — воскликнула она с глубоким чувством при виде капитана.
Тот остановился, стал на одно колено и почтительно снял шляпу.
— Вы позвали меня, сеньорита, — сказал он, — и я тут.
Девушка приложила руку к сердцу и прислонилась к переплетенной ветвями стене беседки.
Донья Лилия бросилась поддержать ее, но кузина мягко отвергла ее помощь и протянула руку Медвежонку.
— Встаньте, сеньор кабальеро, — сказала она ему дрожащим голосом, — такое положение пристало только тому, кто молит, но не избавителю; сердце не обмануло меня, я надеялась на вас.
Медвежонок встал, почтительно поцеловав руку девушки, и, склонив голову перед ней, сказал:
— Располагайте мной, сеньорита. Только откройте мне, что я могу сделать для вас. Как бы ни велики были препятствия и опасности, клянусь, я избавлю вас от ваших врагов во что бы то ни стало. Господь поможет мне!
— У меня только один враг, сеньор кабальеро, — с грустью ответила девушка, — но, увы, враг этот всесилен в Картахене.
— Я полагал, что ваш отец — единственная власть в городе.
— Это правда, сеньор кабальеро, но тот человек или, вернее, демон овладел моим отцом до такой степени, что дон Хосе Ривас видит все окружающее только его глазами и думает так, как хочет он; не далее как месяц тому назад в этом старом доме, где мы теперь находимся, отец обещал ему мою руку.
— А вы этого человека не любите, сеньорита? — с живостью спросил Медвежонок.
— Люблю ли? — с содроганием вскричала девушка. — Я ненавижу его, он вселяет в меня ужас. Уж лучше умереть, чем принадлежать ему.
Капитан поднял голову и оглянулся вокруг сверкающим взглядом.
— Успокойтесь, сеньорита, вы не выйдете за него; он осужден и умрет. Ведь он мексиканец?
— Слывет за мексиканца.
— Разве вы полагаете…
— Он как две капли воды похож на другого.
— А кто этот другой?
— Вы знаете его.
— Я?
— Помните вашу страшную партию с буканьером, пленницей которого я была?
— Ведь тот буканьер умер, сеньорита.
— Действительно ли умер? Вы уверены в этом?
— О, капитан, — робко вмешалась донья Лилия, со страхом прижимаясь к своей подруге, — это он, я убеждена, это наверняка он. Подобное сходство невозможно.
Мрачное облако легло на лицо капитана Медвежонка Железная Голова. Он медленно повернулся к Бартелеми, который стоял в двух-трех шагах позади него, опираясь на свое ружье.
— Брат, — протягивая ему руку, сказал Медвежонок с грустью, — ты должен знать всю правду. Отчего же ты молчишь?
При этом внезапном и прямом вопросе флибустьер вздрогнул, нервный трепет пробежал по его телу, он побледнел и, стукнув оземь прикладом ружья, сказал хриплым, едва слышимым голосом:
— Зачем спрашивать меня, Медвежонок, когда ты знаешь, что я не могу отвечать?
— Прости, Бартелеми, я виноват, — откровенно признался капитан, — но теперь знаю достаточно, чтобы принять меры. Сеньорита, — обратился он к донье Эльмине, — как зовут этого человека?
— Дон Энрике Торибио Морено.
— Так и есть! — пробормотал Медвежонок Железная Голова. — А на какой день назначен брак? — спросил он.
— Окончательно время еще не назначено, но он должен совершиться скоро.
— Повторяю, успокойтесь, этому браку не бывать, клянусь вам честью!
— Увы! Что можете вы сделать против такого количества врагов, в чужом краю и почти один? Я была не права, призвав вас на помощь. Предоставьте меня моей печальной участи, не затевайте этой страшной борьбы, капитан, умоляю вас.
— Когда человек, подобный мне, дает клятву, сеньорита, никакая человеческая власть не в силах помешать ему сдержать ее.
— Но вы подвергаете опасности свою жизнь из-за меня, посторонней вам, и вдобавок представительницы враждебной нации.
— Я так мало ценю жизнь, сеньорита, что не считаю нужным беречь ее, когда речь идет о вашем счастье.
— Аесли я хочу, чтобы вы берегли ее? — вскричала донья Эльмина. Отчаяние сквозило в ее взгляде.
— Господь решит это, сеньорита, — с унынием сказал капитан, — клянусь, что спасу вас или умру. Да хранит вас Бог! Позвольте мне теперь проститься с вами. Вскоре, как полагаю, я буду иметь счастье видеть вас опять. Надейтесь, сеньорита.
Он почтительно раскланялся с обеими девушками и быстро ушел в сопровождении Бартелеми. Донья Лилия пошла за ними вслед, чтобы указывать дорогу.