— Присаживайтесь, Валерия Владиславовна. Чай, кофе?
Ну, Ходорковский, держись. Если Чезаре не ошибся, тебе сегодня хана. Слушай и помалкивай, пока она не выговорится. Это, по ее напору, часа на два. Я налил две большие чашки кофе и настроился слушать. Но наши с Ломброзо прогнозы не оправдались. Со своей интуицией как со способом что-то предвидеть я расстался давно. Враки это все — ничего предвидеть нельзя. Но великий Чезаре! Тюремный психолог, светило!
Моя будущая клиентка, не успев присесть, положила голову на руки и разрыдалась. Она плакала, а мы с помощником бегали вокруг нее с водой да валерьянкой. Успокоившись, посетительница молча посмотрела в окно.
— Горе у нас, господин адвокат. Врата моего убили. Ни за что ни про что. Взяли и убили.
Она открыла сумочку, достала оттуда листок бумаги и, прочитав, видимо, мое имя, спросила:
— Вы Алексей Львович?
Я кивнул.
— Я никому не верю, мне нужен человек, который будет смотреть за работой милиции: что они делают, как ищут убийц. Да и вообще ищут ли. Разбираться с прокуратурой. Врат большим человеком был. Вы представителем нашей семьи будете, мы же теперь потерпевшие. Имеем мы право адвоката нанять?
— Конечно, Валерия Владиславовна, вы имеете право на адвоката.
Изотова приподняла брови. Взгляд стал колючим. Я следил за меняющейся мимикой.
— Сколько вам лет, Алексей Львович?
— Сорок.
— Хороший возраст для адвоката. В тридцать есть прыжок, но еще нет опыта. В шестьдесят есть опыт, но уже нет прыжка. В вашем возрасте еще есть прыжок и уже есть опыт.
— Да, я слышал это высказывание о балетных, но с ним можно поспорить. Пианист Ван Клайберн покорил весь мир в восемнадцать, а в пятьдесят вышел в тираж. Вот вам и опыт, и прыжок.
— Да, исключения бывают. Ну, так вы согласны быть поверенным нашей семьи? Поможете нам? О гонораре не беспокойтесь, я — человек обеспеченный, торговаться не буду. Все текущие расходы в разумных пределах также будут вам возмещены. Врат был единственным самым близким мне человеком на этом свете. Никого не осталось…
— Валерия Владиславовна, помочь вам сейчас не сможет никто, брата не вернуть. Вы должны четко понимать, что адвокаты преступлений не раскрывают — это только в книгах и кино. У нас нет ни оперативных возможностей уголовного розыска, ни прав следователя. Если вы твердо решили нанять меня в качестве адвоката, то я со своей стороны гарантирую защиту ваших интересов. Постоянный контакт с оперативниками уголовного розыска и экспертами. Жужжать над ухом следственной бригады и не давать им расслабляться мы с помощником сможем! А теперь расскажите, пожалуйста, от кого вы узнали об убийстве, подробно о брате, его работе, семье. Я включу диктофон, если вы не возражаете.
— Не возражаю. Надеюсь, у вас есть запасные батарейки?! Думаю, рассказ будет долгим. Даже не знаю с чего начать…
Два часа, три чашки черного кофе и история жизни известного всей Москве ученого, выдающегося конструктора, лауреата всевозможных премий, любимца женщин предстала перед моими глазами.
Штаб опергруппы находился в помещении Ленинградского УВД Москвы. Большая неуютная комната, заставленная разноцветными железными ящиками, из которых торчали толстые связки ключей с рельефными металлическими бородами. Ящики именовались сейфами и служили хранилищем секретов Московского уголовного розыска. Кроме сейфов в комнате стояли шесть черных столов и десяток стульев. Стены были увешаны фотографиями с места происшествия.
Вот и вся обстановка. В комнате находилось человек десять — двенадцать. Группу возглавлял начальник убойного отдела с Петровки полковник Серегин. Все собравшиеся, кроме одного человека, были мне не знакомы. Я хорошо знал майора милиции Константина Артемьева, начальника уголовного розыска Ленинградского УВД Москвы. Мы пересекались по одному уголовному делу и сдружились. Костя был толковый парень с хорошим академическим образованием, любил бокс и женщин. Любовь к боксу, видимо, и сблизила нас. Мы были почти одногодки, оба бывшие боксеры и большие почитатели этого великого искусства боя. Косте — высокому, упитанному блондину с большими карими глазами — было 38 лет. Всегда модно и со вкусом одетый, он был больше похож на импозантного театрального администратора, вальяжно вылезающего из личной, по тем временам престижной семерки «жигулей», чем на одного из лучших в Москве оперативников уголовного розыска. К нему-то я и подсел на уже начавшемся оперативном совещании.