В школе Слава продолжал пользоваться любовью не только своих одноклассников, но и учителей. Он мог слово в слово повторить историю Ледового побоища, рассказанную историчкой на прошлом уроке, или воспроизвести решение задачи, которую (это физик сам видел) он не записывал в тетрадь.
Учеба давалась ему легко и просто, и он с радостью делился своими знаниями: решал за один урок три варианта контрольной, писал диктанты под копирку и читал стихи с таким выражением, что Маргарита Семеновна (подслеповатая учительница литературы) забывала опрашивать остальных. А взамен одноклассники дарили ему свою любовь и уважение — и это именно то, чего Слава всегда так страстно добивался. Окончив школу с золотой медалью, он без проблем поступил в консерваторию.
Родители, рано заметив, сколь щедро наделен их сын способностями, в том числе музыкальными, купили скрипку и наняли десятилетнему сыну учителя музыки. Слава был поражен красотой и элегантностью старинного инструмента. Ее изгибы, напоминающие очертания женского тела, тепло дерева, излучающего магическую энергию, струны, издающие неповторимые, каждый раз новые звуки, — все это будоражило фантазию мальчика. Он увидел и влюбился в нее навсегда.
Как-то перед Новым Годом, через полтора года после начала занятий, его учитель пришел к Славиным родителям и траурным голосом сказал, что вынужден прекратить занятия музыкой.
— Что случилось, Яков Михайлович, Слава вас чем-то обидел?
— Нет, ну что вы, он очень воспитанный мальчик.
— Может, мы мало платим за уроки?
— Нет, плата вполне достойная.
— Почему же вы отказываетесь от занятий?
— Увы, мне больше нечему его учить. Мальчику нужен более опытный преподаватель.
Родители так и сделали. Папа устроился на вторую работу, а мама пошла в консерваторию искать нового учителя для сына. Им оказался Василий Петрович, уважаемый профессор, известный скрипач. Седовласый старик в толстых очках и с тощей бородкой, выслушав маму, пригласил Славу к себе домой и попросил его сыграть несколько этюдов. А потом долго ходил из угла в угол.
— Способности, конечно, присутствуют, но много манерности и позерства, — сказал профессор. Потом еще немного подумал и добавил:
— Хорошо, я буду с ним заниматься. Но учтите, молодой человек, вам придется нелегко. Вы готовы к серьезной работе?
— Готов, — весело ответил Слава, слабо представляя, что это такое.
Профессор не столько учил его музыке, сколько старался сделать из него серьезного музыканта, тонко чувствующего музыку. Мальчик усердно занимался, почтительно слушал профессора, но убрать индивидуальность, прослеживающую во всем, и инстинктивное желание нравиться было невозможно. Василий Петрович вскоре понял, что второго Паганини из него не получится. Он сможет стать хорошим музыкантом, сильным, умелым, но не гениальным.
Понял, но продолжал заниматься. Ему нравился пытливый ум подростка, умеющего не только шутить и балагурить, но и проникать в суть музыки и задавать глубокие вопросы. К тому же он полюбил этого жизнерадостного паренька с задатками ловеласа, да и все домашние к нему привыкли. Жена пекла ему пирожки с капустой, хотя раньше к духовке вообще никогда не прикасалась, ну а дочка — застенчивая и нескладная Мариночка — вообще была от Славы без ума и придумывала любой предлог, чтобы посидеть на их уроках. Слава, с детства привыкший к всеобщей любви, долго не замечал ее чувств. Потом они вместе поступили в консерваторию, и Слава так привык к ее постоянному присутствию, что (как-то само собой получилось) на 4-м курсе они поженились. Причем Славе казалось, что это не он сделал предложение девушке, а она ему. Впрочем, на такие мелочи Слава никогда не обращал внимания. Главной заботой юного скрипача всегда было создание вокруг себя искрометной атмосферы непрекращающегося веселья.
Прирожденный массовик-затейник, он мог из банального Дня колхозника сотворить двухдневное гуляние с шарадами, пантомимой и музыкальным капустником. Временами Слава на полном серьезе размышлял, правильно ли он выбрал музыкальный инструмент. Ему больше подошел бы аккордеон или балалайка. Особых иллюзий по поводу своего музыкального дарования он никогда не имел и не считал себя особо талантливым музыкантом. Способным, но не более.
На зависть однокурсникам после окончания консерватории Слава устроился в симфонический оркестр, не приложив к этому никаких усилий, не имея ни блата, ни связей, ничего, кроме своего обаяния и амулета на шее в виде морского конька, когда-то подаренного бабушкой. И работа стала его самой большой любовью в жизни. Он просыпался по утрам и бежал на работу, как влюбленный на первое свидание, репетировал, репетировал, репетировал, забывая обо всем, а вечером стоял на сцене вместе с остальными музыкантами и завидовал самому себе.