— Не начинай, Видослав.
Так остро уйти захотелось, что Медведь даже заёрзал, собираясь встать. И не нужна уж кабанятина, от вида которой в нутре всё урчанием заходилось, и сбитень медовый не нужен. Пусть каша с комками — зато не трогает никто.
— Смотри, приворожит кто, — попытался пошутить старейшина, но взгляд его остался серьёзным, суровым даже. — Тогда точно не выкрутишься. А мы снова старосты лишимся, потому как безмозглый охочий кобель нам в старших не нужен.
Зазвенели тихие женские голоса в отделённой тонкой стенкой хороминке за спиной старейшины — и в большую вышла Ланка с дочерью за руку. Крижана, взглянув на Медведя, потупилась тут же и прикусила уже искусанную в ожидании нижнюю губу. Дрогнули её тёмные ресницы, бросились по гладким щекам мелкие блики от бронзовых височных колец, что покачивались при каждом её шаге. Каждая черта её личика, ещё совсем юного, сияющего, словно ледок на свету, была плавной и манящей — так и хочется коснуться, ощутить лёгкие изгибы. И нежность рождалась в душе при виде её — не обманешь никого, потому как у каждого это чувство появится, только один раз стоит на девушку ладную взглянуть. А не того желалось.
Ещё помнило тело тот жар, которым опаляла его близость Млады: вот кого не забудешь даже через десятки лет. Куда трепетной дочери старейшины до сильной воительницы, которая снискала уважение даже в дружине князя Кирилла. Даже в хирде верегского конунга Ингвара — куда и уплыла ещё по весне. И отравляющее это было чувство: нестерпимой тоски по ней — но побороть его пока никто не мог. И нежной Крижане эта неутихшая буря только навредит. Потому что Медведь будет злиться от неоправданных горячих ожиданий.
Большуха усадила девицу рядом с ним. Тронул ноздри лёгкий запах травяного отвара, которым, верно, Крижана нынче споласкивала волосы. Медведь невольно втянул его: не каменный ведь, девичья красота, как ни крути, ему взор тоже радует, а тело даже против воли отзывается на манящую близость. А Видослав, вдоволь налюбовавшись дочерью, с гордостью во взоре посмотрел на гостя.
— Думаю я, и многие старейшины со мной согласились, что надо бы тебе мою Крижану в жёны взять. Лучшей хозяйки тебе не найти. Более сильной крови — тоже. Любой признает.
— А может, всё же я сам?.. — вспыхнул Медведь яростным негодованием, как ни старался сохранить спокойствие.
Но ссора зародиться не успела, хоть старейшина и сжал вмиг побелевшие губы так твёрдо, будто убить готов стал на месте. Пронеслись встревоженные голоса во дворе, за воем безумных, лохматых Стрибожьих внуков, и шаги застучали в сенях.
Ввалился в хоромину с ног до головы присыпанный снегом Вятко, давний друг брата, и гаркнул так зычно, что даже миски на полке звякнули:
— Беда у нас, мужики. Дочки Будяты и Домиславы пропали на пути в Меденицу. Там не появились. Назад не вернулись.
Медведь встал с лавки резко. И правда беда. Казалось бы, давно отступили страшные дни, когда многие в Беглице родичей лишились. И тихо было всё лето. А вот теперь одна за другой напасти начали сыпаться, люди стали то и дело гибнуть от лап неведомого зверя. И как бы дочки Будятевны не стали новой его добычей.
На поиски отправились, как только метель немного стихла. Та завывала едва не всю ночь, лишь под утро растеряв силу, устав. Рассыпалась сверкающей снежной пылью по крышам изб, осела горбатыми сугробами между стен, а улицу завалила так, что ноги едва выдернешь.
И радоваться бы погожему дню, когда холодное зимнее Око, теперь до весны Хорсу принадлежащее, светит так ярко, а никто не радовался. Потому что сёстры Златка и Влада, так и не пришли ни в одну весь. Ещё ждали, что смогли они где укрыться: была на пути в Меденицу избушка бортника, но то надо было с дороги в сторону сойти и ещё пару вёрст непроходимые сугробы разгребать. Но домишко на всякий случай проверили: там пусто оказалось, и даже следов вокруг никаких: хоть после такой пурги и не удивительно.
А после их нашли: недалёко от Беглицы, оказывается, они уйти успели. И вышли-то днём, когда час самый светлый. К вечеру должны были в другой веси оказаться, а перехватил их некто по пути. Заставил бежать едва не по колено в снегу, но снова — недалеко. Потому как от того, кто на них напал, так просто не скроешься.
Будята, который вперёд всех дочек разыскивал, первый на них и наткнулся, да лучше бы не было так. Потому что — Медведь видел — он как будто сразу на десяток зим постарел. И рухнул сидя прямо в снег рядом с телами девушек, да так и просидел, пока мужики их от лёгкого наста отрывали. И усыпано было вокруг всё замёрзшей кровью, а сёстры, видно, погибая, так друг от друга и не отцепились, хоть и могли в разные стороны кинуться и тем преследователя сбыть хоть немного.