— Ты чего творишь? — Медведь поймал его за грудки.
Оттолкнул вовсе не почтительно. Не так надо бы со старейшиной обращаться. Не так разговаривать, да тот сейчас и сам мало на умудрённого мужа походил. Скорее на мальца, осерчавшего от пренебрежения.
— Я знать хочу, что вы тут творите, — осклабился Видослав. А молодчики его тоже вглубь дома двинулись, угрожающе переговариваясь и явно собираясь и напасть, если придётся.
— А я знать хочу, чего это ты в мой дом заявился так, словно я у тебя украл что, — не поспешил с ответом Медведь.
Ведана попыталась было подняться с лавки, но он ладонь чуть приподнял, останавливая её. Пусть сидит, сил набирается и не тревожится ни о чём. И уж всё, что старейшина ему сказать хочет, вовсе не ей выслушивать. Потому Медведь подхватил мужика под локоть и силой повёл обратно в сени.
— Теперь говори по порядку, чего пришёл? — он встал к Видославу близко, давя его так явственно собственной неожиданно возросшей внутренней силой так, что тот едва не приседал. — Если снова Крижану передо мной нахваливать и нарочно её мне в руки пихать, то оно мне не надо вовсе. Не собираюсь я покамест никого в жёны брать. И за меня то решать не нужно.
— Что она делает в твоей избе? — не стал говорить о дочери Видослав. — Какие обряды творит?
— Она делает то, что нужно. И на благо нам всем.
Но Медведь смолк, невольно задумавшись, откуда старейшина знает, что она и впрямь некую волшбу здесь творила. Не мог же он просто почуять: никогда Видослав даже жрецом не был. Не волховал. Кому даётся умение и право такое богами, а кому и нет — и в том ничего зазорного.
— Я всё больше думаю, что надо отправить её туда, откуда она пришла, Медведь, — на удивление доверительно и спокойно поведал Видослав. Но только взгляды родичей его, что вывалились в сени следом, остались столь же неприветливыми. — Мы голос какого-то зверя слышали вкруг избы. И шаги. А после у нас бычок молодой в сарае точно взбесился. Проломил дверь и убёг в лес. Только и видели его. Как хотели нагнать — не смогли. Теперь будет волкам пожива. И у соседей, у Ратмичей, то же самое стряслось: до сих пор где-то в округе бродят, корову свою ищут. Кабы сами не сгинули.
И как бы ни пытался Медведь себя в том убедить, что не могла быть Ведана виной тому, что случилось, не могла она недобрую силу какую вновь из Забвения вытянуть, а всё равно кольнуло сомнением так, что захотелось руку к груди прижать. Там, где толкнулось остриём беспокойство и разочарование даже. Пока отдалённое, но нарастающее.
— Не говори ерунды, Видослав, — всё же проговорил он, задавив в себе первый всплеск недоверия к волхве. — Ведана вместе с Младой ото многих бед нас уберегли. Многим пожертвовали и многое пережили, чтобы найти тот путь, что их ждал. И сейчас она хочет найти то, что не даёт нам покоя. Что угрожает нам. А вы пытаетесь её обвинить, только пустив в Беглицу.
— Ты слышишь себя, Медведь? — воскликнул старейшина, делая шаг к нему. Махнул рукой в сторону двери, за которой сидела сейчас Ведана и, верно, слышала, если не всё, то многое. — Она что же, тебе сразу голову задурманила? От того только больше подумать можно, что ведьма она. Что Забвение это, с которым она соприкасается, чернит её душу.
— Ты и меня зацепить своим гневом хочешь? Не мели чепухи!
И, кажется, Медведь с места не двинулся, а сын и брат Видослава сомкнули тиски своего надзора с обеих сторон, угрожая. Да он-то как раз разума ещё не лишился. И как втолковать это тем, кто пытается виновных хоть где-то найти? Хоть в пришлой волхве, хоть в своём же сородиче.
— А что ж ты сидишь с ней обжимаешься? — недобро усмехнулся Видослав. — Уж, верно, успела она тебя и на ложе затащить, чтобы послушнее был?
— Она силы потратила, когда мой дом защитить пыталась от того, что ещё осталось в нём с того дня, — сам себе удивляясь, спокойно возразил Медведь, хоть и клокотало, бурлило всё в груди негодованием. И за всплеском подозрительности вдруг пришла уверенность, что Ведана всё ж права. — Она ещё много сил потратит, чтобы ни бычки твои больше из сараев не сбегали. Ни дочь твоя, не дай Макошь, вдруг не повстречала на улице то, что её не пощадит. Чтобы за околицу мы выйти могли спокойно.
Его оборвал звук тихо открывшейся двери.
— Не защищай меня, Медведь, — волхва подошла, заставляя мужей потесниться в сенях. — В их головах ты мало что изменишь. И правда твоя ещё правдивее не станет. А их заблуждение не обмельчает.
Видослав и родичи отшатнулись от неё, будто и дыханием с ней одним боялись отравиться. Потому что она и правда на дурманное видение была похожа, сотканное из багульного тумана. Чуть встрёпанная, закутанная в шерстяное одеяло, которое ещё Переслава ткала. С оголённой шеей, которую обхватывали холодно посверкивающая гривна и нитка бус. Со взглядом чуть усталым, спокойным и полуулыбкой снисходительной на бледных губах. Притягательная до того, что и впрямь впору задуматься, не околдовала ли? Но Медведь не мог взора отвести. Да и мужики тоже.