— Может, женщин позвать? Подсобят, — осторожно предложил старейшина.
— Не надо мне тут ни жены твоей, ни дочери, — огрызнулся Медведь и пошёл навстречу ему, уже собираясь вытеснить обратно за дверь.
И Видослав попятился помалу.
— Ты одичал тут совсем, гляжу, рядом с этой волхвой.
— Это вы одичали, потому что не хотели верить ей. Не хотели верить в то, что она может помочь, а теперь вдруг поняли, что ошибались, — Медведь впечатывал шаги в твёрдый пол, наступая на Видослава, а тот отступал к двери, пока не споткнулся о всход. — Чего вы хотите? Извиниться перед ней? Извинитесь потом, если пожелаете. Чего хочешь ты? Чтобы Крижана о волхве заботилась, а я на то смотрел и умилялся? Да не будет этого! Так что лучше не мешайте, будет воля Макоши, Ведана завтра уже будет на ногах. Да не вашими стараниями.
Видослав пробормотал что-то ворчливо и, резко повернувшись, вышел. Нехорошо, конечно, с весечанами ругаться. Да Медведь дюже зол на них был за пренебрежение и недоверие, что так и плескало на Ведану со всех сторон — а уж с потакания старейшины и подавно. Он и тут пытается выгоду для себя найти. В неспокойное время свои интересы ублажить. Да хватит уже с Медведя. Он многое решил для себя.
— Зря накричал на него, — прозвучал за спиной слабый ещё голос.
Но Ведана хотя бы говорить стала больше, а то ведь всё молчала. Медведь повернулся к ней и быстро подошёл.
— Он заслужил, — улыбнулся. — Хочешь чего? Что принести?
Она поймала тёплыми пальчиками его ладонь, успокаивая.
— Ничего не надо. Просто побудь ещё здесь. Я… Я завтра совсем в себя приду. Обещаю.
Обещает — Медведь усмехнулся. Вон бледная какая. И глаза ещё поблескивают нездорово. Но уже более уверенными стали её движения, сильным голос — и верить хотелось, что всё наладится как раз к Коляде.
Потому как в Беглице уже начали помалу готовиться к празднику. Доставали и рубахи нарядные. И шкуры да личины, чтобы нечистыми и зверьми разными рядиться. Закипало помалу веселье в котле предвкушения, а Медведю пока не до того было.
Но как становилось день ото дня Ведане всё лучше, и он начал проникаться подготовкой к гуляниям. Как ни крути, а от люда не отгородишься. Он всё ж староста, а больно неласков был со всеми в последние дни: и впрямь, как с цепи сорвался.
Волхва уже больше ходила и сама по дому хлопотала, хоть и присаживалась частенько — отдохнуть. И тогда заливала её лицо лёгкая бледность. Хотелось выспросить ещё, что видела она в Забвении, что чувствует теперь — но Медведь опасался. Не хотел напоминать.
А тут вдруг накануне Коляды Ведана и вовсе выпроводила его.
— Иди, готовься к празднику, — разулыбалась хитро, будто и сама что-то уже задумала.
— Чего мне готовиться? Пирогов не печь, а со старейшинами я уж всё, что нужно, обговорил.
— Иди, — она подтолкнула его в грудь.
А ему уходить не хотелось. Хотелось в охапку её сгрести и утащить к себе в дом, чтобы там уж и оставалась. Ведана словно почувствовала что-то. И, в очередной раз чуть подтолкнув Медведя в грудь, чтобы одевался шёл, вдруг схватила его пальчиками за рубаху и к себе дёрнула. Он бездумно обнял её за талию и притиснул к себе. Наткнулся губами на её — приоткрытые, мягкие. Только волю почуял, скользнул языком между ними, ладонями по спине — а волхва уж и вывернулась из его рук. Чисто пташка юркая. Оставила тепло своё на коже и лёгкое разочарование, засевшее во взбудораженном нутре.
Делать нечего. Пришлось одеваться под её слегка насмешливым взором и уходить. А тело всё, мысли так и наполнило нетерпение жгучее. Теперь праздника хотелось ему жуть как. И гуляний хотелось, безумства общего, яростного. И браги сладкой — немного, чтобы жар внутренний только сильнее стал.
Он обернулся на Ведану, прежде чем дверь открыть. Она смотрела на него слегка исподлобья и улыбалась мягко. Словно и впрямь сошёл груз с её души, тот, что давил всё время, пока она в Беглице прожила. И теперь чудилось, что ничуть она на Младу не похожа. Другая совсем — и тем только сильнее к себе манит.
С утра уже Беглица наполнилась едва ощутимым гомоном. Звучали взбудораженные голоса в каждом дворе. Пахло на всю улицу пирогами и печивом, которыми нынче будут потчевать и родичей, и тех, кто, обрядившись в зверей и разных чудищ, будут стучаться в двери и требовать угощений для Коляды. А окажешься скуп — не будет тебе радости весь год, и дела ладиться не станут, как ни старайся.