Гренн Борр пошел прямо в палатку князя, нарушив тем самым не единый обычай. Но было главное на тот момент защитить и сберечь девушку и ее дитя. Ведь не мог же Веладдом знать о наследнике и посылать жену на изнуряющую работу, рискуя загубить и ее, и ребенка. Оказывается, мог.
Связывала клятва верности верного вассала и его господина, не то бы показал Север князю силу своего гнева. Молвил речи дабы уразумить Веладдома, но тот лишь холодно поставил на место своего подданного. Мол, жена моя собственность, сам разберусь, что и как ей делать, и никто не указ. И Север вышел из палатки мрачный, словно грозовая туча.
Шло время, несмотря на изнуряющую жару Иссилия не разлучалась с большим цветастым платком, кутала в него округлившийся живот, но скрыть свое положение уже не могла. Приближалась дата родоразрешения. Молчаливой тенью Север старался во что бы то ни было держаться рядом с будущей матерью наследника князя. Не близко, чтобы не вторгаться в личное пространство, но и не далеко, чтобы прийти на помощь в нужную минуту, вдруг Иссилие станет плохо.
- Я не желаю ничего слышать! – князь осерчал и воскликнул так громко, что стоящая у палатки стража услышала. – Мне нужно, чтобы в этой шахте добывалось золото и немедленно.
- Слушаюсь, мой муж, – покорилась воле Веладдома Иссилия. Ей оставалось до разрешения от бремени не более пары недель, ходить было тяжело, ноги отекали немилосердно, живот налился жидкостью и стал похож на огромный шар, затрудняющий каждый шаг. Но воля мужа у серврассов закон.
Молодая женщина шла по направлению к шахте с гордо поднятой головой, понимая, что, возможно, это последняя ворожба в ее жизни. На лице отпечаталась непоколебимая решимость. Веладдом решил проводить жену, дабы удостовериться, что не обманет и исполнит свой долг. Его светло-карие глаза светились при одной мысли о золоте. Это вам не железная руда, не малахит, не аметист и не сердолик. Это драгоценность, которая обеспечит процветание князя на долшие лета. И наполнены глаза алчного Веладдома были отблеском залежей золота и горели жадным огнем. За них он был готов отдать многое, даже свою жену, даже нерожденного младенца. А что, исполнило ведьмовское отродье свой долг – обеспечила работу трех шахт, помогла закрепить договора с тряссами, а если и сляжет или помрет, так всякое бывает. Не будут тряссы за это серчать. Попечалится князь положенный срок да новую жену возьмет, без грязной магической крови. И не будет ведьмовских потомков плодить.
Север в это время был на занятиях по подготовке дружинников, наблюдал, руководил, и не видел какое лихо творится. Но вдруг кольнуло крепкое сердце воина, почуяло беду. И злое предчувствие сподвигло грена Борра посмотреть, как Иссилия себя чувствует. И увидел, как разверзлась земля, проглотила шахту, куда перед этим вошла княгиня с князем. И осталась на месте копальни большая насыпь, похожая на кротовую нору. Подломились ноги у могучего Севера, упал на колени. Завыл, словно раненный зверь, но было поздно. Поглотила земля самую дорогую женщину.
У геленнов, как у волков, как у лебедей или аистов, лишь одна любовь на всю жизнь. И верны своей женщине мужчины до конца своих дней. Не судилось Северу испытать счастья с любимой, не уберег ее. Посчитал клятву верности князю важнее собственных чувств. Теперь нет смысла продолжать свое жалкое существование.
Север Борр оставил дружину и пошел искать душевного покоя в ту деревню лесорубов, где однажды провел бок о бок целую ночь с юной царевной. Решил остепениться и охранять селение от случайных разбойников и целенаправленных грабежей, собирать травы и лечить местных жителей, прослыть отшельником и ведьмаком.
Минуло три года. Однажды ранним летним утром, пахнущим спелыми плодами и скошенной травой, увидел Север маленькую девочку с золотисто-карими очами, резво убегающую от мамы и прячущуюся за раскидистой яблонькой у него во дворе. Что-то знакомое промелькнуло и исчезло в чертах малышки.
- Ну и ладно, прячься, тогда без тебя буду петь песенки твоему щенку, – пошла на хитрость молодая мама, умостилась на бревне невдалеке от дочери, достала из-за пазухи маленького пушистого зверька, начала гладить его и напевать. Отозвалась болью и тоской песня в сердце бывшего воина, нынешнего травника. Налились слезами очи. Боясь спугнуть наваждение, медленно пошел в сторону певуньи.
- Ну здравствуй, Север, – обернулась к нему Иссилия. Малышка, похожая на погибшего князя, подбежала к маме и ухватилась за подол платья.