Клинок не рассек мантию, но впился в серебристый алтарь в форме когтей.
Цадкиил исчез. Едва Витарус вонзился в металл, пульсирующие в зале огни стеклись в единый хлынувший с потолка луч белой энергии, что прижал воина к алтарю.
Мефистон взревел, пытаясь вырваться, но свет вдавил его в металл. Обе руки и одна нога оказались в ловушке, преобразившись из-за переливающегося сияния. Он изогнулся и скорчился, оглядываясь по сторонам в поисках Цадкиила.
+Меня здесь и не было. Я в ином мире, готовлюсь преподнести Алому Королю новости, которые покажут ему, как чудовищно он меня недооценил.+
Мефистон бушевал и бился в оковах, но свет лишь разгорался, образуя вокруг энергетическую петлю в форме восьмиконечной звезды, в которой виднелись нечистивые руны.
+3наешь, раньше я надеялся спасти тебя,+ добавил Цадкиил, и в словах его прозвучала явная печаль. +Ведь твоя душа уникальна, Мефистон. Трижды рожденный. Ты бы великолепно дополнил Новое Царствие. Однако лишь ты способен напитать ритуал. Только трехгранная душа может вернуть к жизни братьев Сабассуса.+
Петля начала вращаться вокруг Мефистона, но слова демона жгли его больнее любого огня.
+3а эфемеридой стоял я. Ты ведь понимаешь это теперь, не так ли? Все видения, которым ты следовал. Все надежды, что лелеял. Все предсказания и планы. Я дал их тебе. Все было тщательно сплетено, чтобы привести тебя сюда…+
Мефистон оцепенел от боли, когда голубой свет стал подниматься от алтаря, пронзая его грудь и возносясь к сводчатому потолку. Энергия проносилась через него с такой яростью, что пробивалась сквозь трещины на коже, словно буря на умирающем солнце. Он закрыл глаза, а когда открыл их, увидел сразу два мира. Зал под стеклянным куполом на Сорциариусе и колоннаду на Сабассусе.
В первом зале Мефистон видел, как к нему подходит жрица, все так же задорно улыбаясь. Она держала нож с изогнутым клинком и что-то шептала.
В другом он наблюдал, как Рацел яростно отстреливается от толпы рубрикантов. Друг лежал рядом с ним, истекая кровью. Он будто пытался дотянуться до Мефистона, но пал под огнем, не успев. Повсюду валялись трупы, в основном тела предавших десантников, но были и Кровавые Ангелы. Гай смог приподняться на локте и открыть огонь, но его броня уже была пробита в нескольких местах, и его окружали враги.
+3десь, в Городе Света, я завершу труд, начатый пять веков назад, и ты станешь катализатором.+
Жрица вонзила кинжал в бок Мефистона.
Когда она вырвала клинок, он ничуть не удивился ране в форме девятки, завершившей треугольник из порезов на теле. Наружу потекла кровь, и пентакли на обеих планетах вспыхнули ярче. Цадкиил расхохотался.
+ГОТОВО.+
Ритуал окончился, и в тот же миг три части души Мефистона воссоединились.
Он охнул и выпал из пентакля рядом с Рацелом, продолжающим стрелять.
Мысленным взором он наблюдал за невероятной силой, вырванной из его духа Цадкиилом. Она с воем пронеслась через Сабассус, обрушилась на первый из девяти пиков и хлынула в гротескного, похожего на птицу мутанта, сгорбившегося на алтаре в форме когтей. Мефистон знал, что это искаженное Хаосом создание — не кто иной, как Луций Антрос.
А затем пламя прошло через каждую из других гор, вспыхнувших, будто сверхновые, отчего планету окружило кольцо света.
Серебряные Башни возродились.
Глава 35
Антрос рыдал огненными слезами. Раздирающий его эфирный свет терзал Луция так, как не смогла бы никакая рана. То была мука проклятия. Он оступился. Подвел капитул, своих братьев и, что хуже всего, подвел Мефистона. Из сгорбленной спины вырвались искрящиеся крылья, а руки превратились в перламутровые когтистые лапы. Вот куда завели снедавшие его всю жизнь мечты о славе. Они исполнились самым кошмарным из мыслимых образом, будто в насмешку над его гордыней.
Но еще сильнее, чем искажения тела, его мучил распад разума. Колдовство демона раскололо мозг библиария, будто зеркало. К нему одновременно приходили бесчисленные идеи, но ни в одной из них не было смысла. В голове стоял ужасный гвалт голосов, каждый из которых требовал, чтобы его услышали. А собственный голос Луция Антроса быстро затихал, утопая в гуле. Вероятно, у него оставались минуты, быть может, даже секунды, прежде чем он погрузится в пучину безумия и забудет обо всем, что некогда считал важным.