Циклоп поднялся вновь, и его кожа с прожилками, наполненными всеизменяющей мощью, побагровела еще заметнее.
— Никогда более не должны мы просить прощения за то, кто мы такие. — Его голос обратился в рев, и столь же громким стал и гимн, раскрутивший ослепительные сферы в тронном зале. Собравшиеся представители культов пошатнулись, едва устояв на ногах. — Ибо мы — начало начал!
Когда гимн перешел в крещендо, весь зал будто распался, исчез в калейдоскопе цветов. Молнии с такой яростью хлестали Цадкиила, что он едва мог поддерживать свою физическую оболочку. Ослепленный, он рухнул на колени и вцепился в крючковатый посох, будто в мачту терзаемого бурей корабля. Разум Цадкиила обратился к старым привычным ритуалам, как было всегда, когда он ощущал угрозу, к укрощенным учениям, которые он постигал до того, как вознесся и преобразился в демона. Тысячелетия назад, в дни Великого крестового похода, они называли это исчислениями. Конечно, то были лишь психологические манипуляции, призванные скрыть истинное величие человеческого потенциала. Лишь Магнус смог открыть им истину, показать, что человечеству предстоит либо самому нырнуть в глубины Великого Океана Эмпиреев, либо утонуть под бременем невежества.
Цадкиил прошептал старую мантру, выученную в Тизке. В годы, когда он был лишь помощником, эти слова помогали его разуму возвыситься над материальным миром.
— Мы грезили, грезим, будем грезить.
Циклоп вернулся на трон, и сферы замерли, вновь воплощаясь в реальности. Успокоилась буря, и даже гимн стал тише. Рубриканты опять встали на изготовку, держа болтеры так спокойно, будто ничего не произошло, а магистры продолжили обсуждать свои дела. Они все привыкли к таким страстным речам, ведь Магнус часто и подолгу спорил с кем-то, кто никогда не отвечал.
Цадкиил подобрался ближе к помосту трона и впервые ясно увидел примарха с тех пор, как пришел. В целом избранное им обличье слабо отличалось от внешности простых людей. Но почему Алый Король предпочел такую личину? Было ли дело в ностальгии или иронии? Наделенный такой невообразимой мощью демон не был скован ни законами физики, ни какими-либо другими правилами Материума. Поэтому Магнус мог принять любую форму, какую захотел бы, но решил остаться мускулистым краснокожим воителем в позолоченных доспехах. Впрочем, Алый Король не стыдился своего преображения и не пытался его скрыть, спрятать влияние Великого Океана. За спиной его трепетали огромные переливающиеся крылья с перьями цвета бирюзы и кораллов, столь яркие, что они были неразличимы для глаз смертных. Крепкие ноги заканчивались изогнутыми когтями, а суровое и благородное лицо циклопа венчали огромные рога. Каким бы ни было будущее, уготованное Императором Магнусу, примарх превзошел его, став богоподобным. Исполненным царственного достоинства. Лучащимся светом и мудростью.
— Ваше Величество! — закричал Цадкиил, проталкиваясь через последние ряды рубрикантов и приближаясь к кругу рехати.
Капитаны оглянулись на него, смотря холодно и с нескрываемым презрением. Много лет прошло с тех пор, как демон был настолько близко к своему монарху: в вечно изменяемой пактами и сделками иерархии его теперь воспринимали как неудачника, пережиток не столь надежных времен, изгнанный прочь от лика светлейшего. В отличие от рехати, облаченных в доспехи и мантии почти такие же роскошные, как и у самого Алого Короля, Цадкиил носил обыкновенную рясу нищенствующего жреца. Никто не смог бы прочитать выражение его лица, ведь под капюшоном торчал лишь длинный выбеленный клюв хищной птицы, но в голосе ясно слышалось волнение.
— Это я! — воскликнул он. — Цадкиил!
Но Магнус лишь смотрел куда-то между сфер, словно и не слыша демона. Примарх поднял клинок, ловя молнию, что разлетелась электрическими ветвями, едва он повернул древко. Форма оружия была столь же непостоянной, как и сам Алый Король, но сейчас оно напоминало глефу с длинной рукоятью, позолоченной и покрытой филигранью в таких же невероятных узорах, какие украшали доспехи циклопа. Он двигал им, будто веслом, меняя течения и поднимая рябь.
Цадкиил мог бы привлечь внимание владыки колдовством, но это сочли бы гнуснейшим из оскорблений. Мог он и подождать, пока Магнус не соизволит заметить его приход, но не хотел, желая как можно скорее открыть то, что узнал.