В затылок мальчика прилетает бумажка, обмакнутая в чернила, и он отрывается от записок, чтобы услышать громкий смех гораздо лучше одетого парня. По лбу стекают чернильные потеки, а записи безнадежно испорчены.
- Почему они ведут себя так?
Уроки закончились, и мальчик, не успевший вернутся домой, приперт к дальней школы. Его окружает стайка сверстников и несколько парней постарше. Он загнан в угол, но еще не умеет скалиться.
- Говорят, твоя мать - шлюха, Буслаев, - он отворачивается. Его мать давно ищет мужа, и в своих блужданиях давно приобрела совершенно определенную репутацию.
Окружившая его стайка гогочет, словно услышав хорошую шутку.
- Иди к дьяволу, Мартынов, - он отвечает, но лицо стоящего перед ним подростка щерится в оскале, и его вбивает в стену пинок по ребрам. Затылок врезается в стену, и он почти теряет сознание - этот парень почти на три года старше, и гораздо сильнее.
- Что я им сделал?
В этот день Мефодий увидел изумруды в первый раз.
Калейдоскоп сияет тысячами красок, открывая все новые и новые грани.
На улице стоит ночь. Мальчик семи лет держит в руках нож, стащенный у дяди. Тот легко помещается в рукав, и взгляды редких прохожих не замечают его. В руках у золотоволосого ребенка пакет, из которого торчат ласты - и люди проходят мимо, ведь что может быть обычнее занимающегося плаванием мальчика рядом с бассейном?
Наконец мальчик что-то замечает, и уходит во дворы, бросая пакет на скамейку. Там темно - еще темнее, чем у дороги, и только один фонарь у подъезда приносит свет. Глаза золотоволосого мальчка горят, словно изумруды.
Подросток идет домой, слегка помахивая сумкой. Всего час назад он впервые поцеловал одноклассницу, и чувствовал себя невероятным счастливым. Его день рождения наступал через три дня, и отец обещал подарить на него новый компьютер. Он почти летел, и решил пойти через дворы - ведь дорога была так хороша, а свежий ветер холодил голову.
Он не узнавал мальчика до последнего момента. До той секунды, в которую яркая боль пробила его тело, и кровь хлынула сквозь дыру в животе - четко между шестым и седьмым ребром. Руку мальчика, чьи глаза сверкали, словно изумруды, словно кто-то направлял - удар был нанесен с хирургической точностью.
Кровь тонким ручейком стекает по ножу, и испуганный резкой болью подросток падает на колени. Он не может кричать, ведь в его рот влезла чужая рука, схватив за язык и не давая сомкнуть челюсти. Вместо крика наружу выходит только всхлип. Старый, истрепанный ботинок наступает на горло, и практически вминает его в землю, давя всем весом. Судороги затихают, и с рук мальчика слетает черное пламя. Мгновение - и на дороге остается только выжженное пятно.
Зеленый сменяются голубым, и мальчик падет на землю, только начиная понимать, что именно сотворил. Он впервые слышит тихий звук флейты, приносящий в душу покой. Он снова бежит от изумрудного взгляда.
- Кто я такой?
Калейдоскоп меняется на глазах. Он сияет изумрудным и белым - в равных пропорциях. Он рвется на куски, разделяясь и сходясь снова.
Мальчик не выходит из комнаты, перестав даже есть. Он разрывается на части, его манит изумруд, но флейта восстанавливает силы. Он погружается в себя все глубже и глубже, не в силах вырваться из глубин.
Он впервые видит ее - юную девушку, только оторвавшую от губ флейту. Теплые потоки света, исходящие от нее, вымывают изумруд, принося спокойствие. Она красива - невероятно, нечеловечески красива - и это сияет во всем, от сияющих белых крыльев, до длинных волос, уложенных в хвосты, взлетающих в воздух под немыслимыми углами от малейшего дуновения ветра. Их взгляды сталкиваются, и Мефодий не находит в ней осуждения.
Он закрывает глаза, садясь рядом, вслушиваясь в музыку флейты. Последние сутки он тонул в грязи под изумрудным взглядом, и это впервые прекратилось. Он чувствует покой, и маленькая передышка навсегда вплавляется в его воспоминания. В мире, в котором звучит музыка флейты, нет грязи и изумрудов.
Дни сменяют ночи, и мальчик, тонущий в грязи, цепляется за тихие переливы флейты, отделяющие его от безумия. Он не говорит с девушкой - но это им и не нужно. Ее лицо вплавляется в его память, в саму его суть. Она освобождает его от изумрудного взгляда, и даже бесконечные потоки багровой грязи расступаются перед крупицами света. Она - единственное светлое пятно среди мира бесконечного зла. Он не знает, ее имени и существует ли она на самом деле, но жаждет присоединиться к ней - и время идет, а грязь отступает.
- Даф... - он придумал это имя, но был уверен, что оно правильное.
Калейдоскоп взрывается красками, и уже ничего не получается рассмотреть в мельтешении зеркал.
Золотоволосый мальчик идет по улице. Его одежда стала немного лучше - он начал подрабатывать в ближайших лавках. Подметать, мыть посуду - но это давало ему безопасное время вне дома, и он чувствовал себя лучше. Он вышел из комнаты всего месяц назад, но будто разучился говорить - его глаза почти всегда полузакрыты. Он всматривается внутрь себя, но ничего не находит.
- Ну что за лохушка! - он слышит уверенный мальчишеский голос. - Эй, ты нахрена из дома выползла?
Девочка восьми лет тщетно пытается управиться с тяжелой коляской. Она решила съездить за продуктами - в доме закончились яйца, а ей хотелось порадовать бабушку вкусной яичницей. Она только училась готовить, но была уверена, что получается у нее хорошо. Скат для колясок у подъезда давно не чинили, да и не хватает ей сил заехать вверх - и коляска застревает на середине пути. Она слышит гогот странных парней, сидевших на скамейке, но не понимает, чем он вызван.
На коляску обрушивается удар, и она слетает на ступеньки. Но ей не жалко себя - механизм падает на пару ступенек вниз, и девочку захлестывает отчаяние. Ей уже не подняться вверх - три ступеньки кажутся непреодолимыми. На глазах выступают злые слезы.
Парень, толкнувший коляску, падает на землю - Мефодий бьет по паху со всей силы, слегка разбежавшись, вкладывая корпус и буквально вколачивая колено. Висок второго сталкивается с тяжелым портфелем, а на горло наступает нога, слегка сдавливая его. Стычка заняла меньше нескольких мгновений - мальчик давно уже перестал тратить время на разговоры в таких ситуациях.
С тихим металлическим звоном коляска становится на колеса, и въезжает на пред-подъездную площадку. Мальчик осторожно берет девочку на руки, перекладывая в коляску - ему тяжело, но он показывает это только коротким выдохом.
- Какая квартира? - первые слова после почти месячного перерыва царапают горло, и выходят хриплыми.
- Сорок вторая, - девочка еще не отошла от произошедшего, но говорит четко.
Мальчик кивает, и открывает дверь подъезда ключом, найденным в коляске. Они поднимаются на четвертый этаж в лифте, и только когда они наконец поднимаются, тишину разбавляют слова.
- Ирка. - девочка смущена, но хочет представиться. Это первый мальчик, с которым она разговаривает наедине.
- Мефодий. - эти слова дались уже легче.
Он смотрел на смуглую девчонку, не способную пошевелить ногами, и чувствовал странное сродство. Вот уже почти месяц как он не слышал звуков флейты, и искал, чем заполнить внезапную пустоту.
Вскоре он забудет ее звук, и запретит себе даже вспоминать ее. Слишком много боли станут приносить воспоминания.
Калейдоскоп раскрылся окончательно и схлопнулся в единую точку.
Девятьсот девяносто девятая плита. Бесконечное пространство из света и тьмы, на границе которых повис спящий беловолосый мужчина. Его изумрудные глаза смотрели куда-то вдаль, рассеянно, но внимательно. На нем не было ни дарха, ни крыльев.
Я смотрел на него со смесью страха и понимания. Только сейчас я осознал, на кого он был похож.