– Тогда давай пить, Марджери. И напишешь мне расписку.
– Слушайте, а вы не маньяк? – боже, наконец – то меня осенила очередная «вумная» мысля. – А то, может, расчлените меня и адьес, мучачос. Или может и съедите?
– Я слышу в твоем голосе странную надежду,– рассмеялся этот мерзавец, рассматривая меня, как колченогую кобылу на сельском базаре. – Извини, что разрушаю твои чаяния. Нет, я не маньяк. Но, если мы договоримся, я…
– Не продолжайте,– этот стон у нас песней зовется. Я залпом допила остатки ликера, выхватив из пальцев «Не маньяка» шикарный перьевой Паркер. А что? Помирать так с музыкой. Точнее не девственницей. Коготок увяз, всей птичке пропасть. Накорябала под диктовку текст и…
А потом я пала. Сначала в туалете чертова ресторана, потом в какой – то подворотне, в машине, и еще черте где. И это было ни черта не романтично. И мне было хорошо, настолько, что эти воспоминания не смогли испариться из моей дурной похмельной реальности. Никогда не думала, что схождение в ад настолько восхитительно. Чужие умелые руки творили с моим телом такое, что в мозгу взрывались салюты, а тело умирало и оживало. Снова. Снова. Снова. Бессчетное количество раз. А я не могла сказать ни слова, потому что мой рот был занят постоянно, совсем не по назначению.
И врала тетка Глафира – это было ошеломительно. Настолько. Что я бы не задумываясь пошла за этим странным мужчиной на край безумного света.
Проснулась с гудящей головой, свербящей болью между ног, совершенно голая.
Он все же меня купил. А я… Боже. Что скажет тетя Глаша? Она и боялась именно того, что я стану, как моя мать – ее покойная сестра. Как там она ее называет? Шалашовкой. Точно, вот и определение мне.
Я подошла к тумбочке, на которой лежали стопкой деньги, увидела расписку, написанную твердым мужским почерком и заскулила.
Я продала свою девственность за миллион, первому встречному.
И знаете, что я сделала? Сбежала. Не взяв ни копейки позорных денег. Дура? Да, зато я не вступила в сделку со своей совестью. Ну, если честно, ухватила я пару купюр, только для того, чтобы добраться до дома. Боже, меня же Глафира убьет. Теперь уже точно. Ну и пусть, потому что я сама сейчас готова сдохнуть со стыда.
Он не проснулся, пока я рылась в его шкафу, в поисках чего бы надеть. Мои вещи, разодранные в лоскуты, к носке оказались непригодными.
А может просто притворялся, кто его знает, что в голове у наглых, богатых дядек, способных отвалить миллион за то, что никому до него не было нужно. Да и ему, вряд ли. Просто решил пьяный мужик развлечься, а я, овца, попалась под горячую руку.
Нарядилась, как Филиппок в мужскую толстовку, пахнущую зверем и спортивные штаны, которые подвязала поясом от халата, стараясь не смотреть на мирно сопящего моего, случайного любовника. Трудно это оказалась. Потому что мне как раз очень хотелось рассмотреть его в деталях. Красив, чертовски. Такие самые опасные. Бежать, надо бежать.
Чужой шикарный дом оказался лабиринтом, таким же мрачным, тяжелым, как в сказках про фавнов. Я неслась по длинному коридору, увешанному картинами и мечтала только об одном, исчезнуть из этого замка Синей Бороды.
Лестница показалась мне дорогой к свету. Значит вниз, только вниз. Найду выход и забуду о своем странном приключении, как о страшном сне. Если смогу, конечно. Но, в сделку с совестью я все же не вступила. Грязные деньги так и состались лежать на тумбочке.
Холл я нашла очень быстро. Выскочила в светлую, залитую светом огромную комнату и чуть не захлопала в ладоши, увидев спасительную дверь. Всего каких – то несколько метров осталось преодолеть до свободы. Я натянула капюшон до самых глаз, сама не знаю зачем, и словно воришка, на цыпочках покралась к спасению.
– Ты кто такая? Или такой? Тетка, черт, Гюльчатай, открой личико, – громом прозвучал нахальный, злой голос.– Класс, мой папаша начал тащить в дом всякую шваль. Судя по экстерьеру, ты дешевая. Толстые бабы обычно стоят копейки. Стареет батя. Экономить на здоровье начал.
Я уставилась на молодого человека, кривящего идеальные губы в ехидной усмешке.. Точно, сын. Это сын моего сладкого мучителя. Он и похож на него. Но, идеальное лицо какое – то ненастоящее, словно маска и черты лица смазаны. Не такое, как у родителя. Злое и капризное.
– Может и меня обслужишь?
– Обрыбишься,– собрав все силы выдохнула я и с быстротой белки ломанулась к выходу, под издевательский смех молодого хозяина шикарного дома, в котором я провела лучшую ночь в моей жизни.