— Это преступление, джентльмены судьи, настолько тяжко, что если бы оно было подтверждено уликами и доказано, оно заслуживало бы самой суровой кары, какую вы только вправе применять. Но, джентльмены судьи, это преступление нужно было доказать, прежде чем вы вынесли бы приговор. Это сделано не было. Моему предыдущему клиенту не дали возможности оправдаться.
— Мой нынешний клиент, достопочтенный Генри Ли Каридиус, привлечен как соучастник того же чудовищного, но не доказанного и на суде не упоминавшегося преступления, за которое мой предыдущий клиент уже расплачивается пожизненными каторжными работами.
— На этот раз поводом служит не вывоз золота, а мошенничество при выборах, мошенничество, без которого не обходятся ни одни выборы ни одного кандидата, питающего хоть малейшую надежду быть избранным.
— Противная сторона сама показала, что израсходовала на выборы втрое больше денег, чем сторонники мистера Каридиуса. Из показаний свидетелей обвинения явствует, что Каридиус не получил голосов продажных избирателей, которые он якобы купил, — все они были перекуплены, и по повышенной цене, подручными сенатора Лори. Каридиус прошел благодаря неподкупным голосам широких масс избирателей, прошел потому, что неподкупно хотел служить народу.
— Итак, что же я могу предъявить вам, джентльмены судьи, чтобы снять с моего клиента обвинение в том, что он поступил, как поступали другие политиканы с незапамятных времен? Я безоружен. Я не могу выхватить из ножен меч доказательств, чтобы рассеять дурманящие общественное сознание пары, выделяемые падкой на мелодраму американской прессой.
— Я могу лишь просить вас взглянуть на моего подзащитного. В нашем национальном форуме он околдовал ваши сердца своим кристальным красноречием. Вы это подтвердили, когда голосовали за него. Неужели теперь он кажется вам чудовищем, способным на зверское преступление?
— Мне неведомы ваши намерения, джентльмены судьи. Я не вижу слез в ваших глазах, может быть, потому, что мои глаза туманятся слезами. Но если вы упорно хотите игнорировать Великую хартию, этот освященный веками оплот против деспотизма, тогда отправляйте этого человека в тюрьму за то, что он неразумно тратил деньги, борясь против всемогущей коррупции, насажденной плутократией, и все же получил пост сенатора благодаря лишь своей честности, смелости и личному обаянию.
— Но если вы осудите моего подзащитного, вспомните, что в наших южных штатах, где живет народ более прямой и откровенный, чем мы с вами, расправа с преступником без суда и следствия именуется линчеванием.
Защитительная речь Мирберга, очевидно, произвела большое впечатление на присяжных, потому что они совещались около шести часов. Три раза они через своего старшину выносили решение о невиновности обвиняемого. Три раза председательствующий отводил решение. Наконец, они признали Каридиуса виновным в предъявленном ему обвинении и высказались за применение наименьшей меры наказания, каковой являлось заключение в исправительной тюрьме сроком на один год и один день. Таков и был приговор.
Сол Мирберг за свою защитительную речь был признан виновным в неуважении к суду и приговорен к штрафу в тысячу двести долларов и аресту сроком на двенадцать часов.
49
Даже Сол Мирберг, явившись на квартиру Каридиуса для выполнения тягостной миссии, утратил свою обычную жизнерадостность и шумливость. Ему предстояло оправдать перед Иллорой линию поведения, на какой они с Каридиусом остановились.
— Право, это лучшее, что можно сделать, — убеждал он заплаканную женщину. — Можно, конечно, подавать апелляцию за апелляцией и на неопределенное время избавить Генри от… всего, а может быть, ему и совсем не пришлось бы… уехать, но вечная неопределенность тяготела бы над ним, связывала бы его в работе для нашей фирмы.
— Да, это верно, — подтвердил Каридиус, с тоской глядя на жену и на уютную гостиную, с которыми ему приходилось расстаться. — Я ведь вернусь… время пройдет быстро.
— Нам, в конторе, оно покажется более долгим, чем вам, миссис Каридиус, ведь нас покидает Мелтовский, — продолжал Мирберг, стараясь выдержать бодрый тон.
Каридиус с удивлением взглянул на своего компаньона:
— Неужели Мелтовский выходит из фирмы?
Мирберг улыбнулся и пожал плечами:
— Уэстоверский банковский трест сделал ему предложение, перед которым он не устоял. Дело обычное: лягните Литтенхэма, и он возьмет вас к себе на службу.
Он снова повернулся к Иллоре, которая, глотая слезы, укладывала чемодан: