— Видите ли, Джен, мне хотелось узнать, буду я избрана или нет, и потому, приехав в Вашингтон, я пошла к гадалке.
— Ну, и?..
— И она мне сказала, что путь моей звезды скрещивается с путем звезды красивого брюнета.
Каридиус поклонился.
Джен подняла свои крашеные и выщипанные брови.
— Но почему вы думаете, дорогая, что речь шла о вашей политической звезде?
— Я не думаю, а знаю. Я ее спросила прямо: «Вы говорите о моей политической звезде?» И гадалка сказала: «Да, именно о ней. Все то, что ожидает этого красивого брюнета, ожидает также и вас».
Из толпы деятельниц Женских клубов понеслись вздохи и восклицания.
— Как странно… Откуда она могла знать?
— Тут что-то есть… не правда ли? Тут что-то есть.
Но кто-то внес скептическую ноту:
— Беда только в том, что ваши выборы состоятся раньше, чем выборы мистера Каридиуса, Мэй; так что вряд ли его судьба может послужить предзнаменованием вашей.
Послышался смех. Миссис Сассинет на мгновение растерялась, но тут вступился Каридиус:
— Это так называемое пророчество постфактум — самый точный вид предсказания.
Взрыв хохота — особенно громко смеялись те, которые не совсем поняли, что он хочет сказать, и Каридиус мысленно уже подсчитывал приобретенные голоса.
Миссис Сассинет подозвала ближайшего из своих пажей.
— Где фотограф? — спросила она.
— Фотограф, миссис Сассинет? — переспросила девушка, оглядывая море женских голов.
— Да, я просила, чтобы из «Газеты» прислали фотографа, снять мистера Каридиуса вместе со… со всеми нами.
— Ах, миссис Сассинет, — сказал Каридиус, слегка понизив голос. — Фотограф был здесь, он вошел вместе со мной, но его… гм… ему пришлось удалиться.
— Удалиться?
— Да… видите ли, он чересчур энергично проталкивался в толпе дам… с аппаратом и лампами… служители обратили на это внимание и вывели его через боковую дверь.
— И поделом! — вскричала одна из женщин. — «Газета» позволяла себе высмеивать наши митинги; очень хорошо, если ее фотографа выставили за хулиганство.
Миссис Сассинет сделала широкий жест прирожденного политика.
— Друзья мои, все газетчики — мужланы, и с этим ничего не поделаешь. Но нам нужно, чтобы в газете появились наши фотографии. Позвоните, пусть пришлют другого фотографа!
Распоряжение пошло из уст в уста, сначала по салону, потом по коридору и, наконец, затерялось вдали:
— Позвоните, пусть пришлют другого фотографа!
— Позвоните, пусть пришлют другого фотографа!
— А вы, сенатор Каридиус, — продолжала между тем миссис Сассинет, — оставайтесь здесь и приготовьтесь защищать нас, женщин, от грубости вашингтонских фотографов.
36
Три дня спустя Каридиус получил от Мирберга настоятельное приглашение побывать в конторе.
Как только он вошел в кабинет Сола, тот протянул ему открытку.
— Взгляните, — сказал он, словно дело шло о чем-нибудь чрезвычайно важном.
Каридиус не без любопытства взял в руки открытку. Это была обыкновенная почтовая открытка с изображением какого-то небоскреба в Сан-Франциско. На оборотной стороне, кроме адреса, было написано следующее:
«Как отсутствующие будем голосовать за вас письменно из Гонолулу. Желаем удачи. Супруги Эссери».
Каридиус был тронут:
— Это очень мило с их стороны.
— Не в том дело, что мило; это мысль!
— Какая мысль?
— Эти люди расположены к вам. Вы участвовали в одном их дельце, вы получили комиссионные за продажу Японии изобретения Эссери, а они все-таки расположены к вам!
Каридиус улыбнулся.
— Да, — продолжал адвокат, — в вас положительно есть что-то располагающее, Каридиус. Вы можете понравиться любому человеку, почти без исключения. Вот, например, «Лига независимых избирателей», которая положила начало вашей карьере… единственным стимулом для возникновения этой нелепой организации было то, что вы понравились…
— Позвольте, вы хотели сказать про какую-то мысль…
Мирберг стал серьезен:
— Присядьте.
Каридиус сел. Адвокат повернулся на своем вертящемся кресле и наклонился к Каридиусу:
— Литтенхэм намерен наводнить наш округ деньгами, чтобы побить вас.
— Вы почем знаете?
— Мне сказал Крауземан. Он уже получил часть денег. И вручил мне три тысячи долларов с предложением поработать в пользу Лори.