Выбрать главу

- Сколько трансплантаций проведено на сегодняшний день и каков процент неудач? Как вы относитесь к неудачам? Меняете ли что-то в технологии?

- Слово "неудачи" в данном вопросе некорректно и вводит людей в заблуждение. Все относительно. Можно сказать, что это удача по сравнению с первоначальными ожидаемыми прогнозами жизни и состояния этих людей, даже если они умерли впоследствии. Но я и это слово не стал бы употреблять. После первых трансплантаций донорского сердца Кристианом Барнардом в 60-е годы пациенты жили около двух недель, но это не считалось неудачей и не остановило развитие трансплантологии. Хотя Барнард был под постоянным обстрелом критики. Сейчас же трансплантации сердца стали рутинными.

Моя самая первая пациентка, которой в 2008 году была трансплантирована трахея, созданная на основе донорского каркаса, жива, и в прошлом году мы отметили пять лет со дня ее "второго рождения". Вот это, наверное, можно назвать успехом, ведь прогнозы ее жизни поначалу были весьма неутешительными.

Начиная с 2011 года, мы провели восемь операций по трансплантации биоинженерной трахеи (с искусственным каркасом). На данный момент шесть пациентов умерли, но причина смерти в каждом конкретном случае разная и ее нельзя непосредственно связать с последствиями трансплантации.

Если говорить конкретно, то помимо случаев, о которых я уже упоминал выше, была еще маленькая Ханна - моя боль. Это двухлетняя корейская девочка, которая родилась без трахеи, - заболевании, при котором до сих пор не выжил ни один ребенок до шести лет. Отсутствие трахеи осложнилось другими проблемами, из-за которых ее состояние каждый день (!) было угрожающим. Мы попытались спасти ее, я наблюдал за ней почти с самого рождения, но только спустя два с половиной года нам удалось получить разрешение FDA на трансплантацию трахеи в США. Ее смерть произошла несколько месяцев спустя от мультиорганной недостаточности. Последняя хирургическая операция, которую она перенесла незадолго до смерти, касалась пищевода. В момент смерти трахея функционировала нормально.

Трансплантации трем другим больным проводились в России, в Краснодаре. Первая краснодарская пациентка, молодая женщина Юлия, умерла месяц назад, спустя двадцать семь месяцев после трансплантации, это более двух лет (неудача?). Прежде чем она оказалась у нас, она перенесла более десятка хирургических операций и доктора расписались в своем бессилии. После трансплантации Юля чувствовала себя хорошо, жила дома, могла вести обычную жизнь, ухаживать за маленьким сыном. В Краснодар она приезжала для проведения обязательных обследований. Не все тем не менее шло гладко: через год ее состояние ухудшилось, и нам пришлось провести повторную трансплантацию. Последнее обследование было проведено за две недели до смерти.

А вот смерть двух других пациентов из Краснодара, можно сказать, стала результатом неудачного стечения обстоятельств. Больной из Иордании, которого мы оперировали в августе 2013 года, умер в прошлом году после возвращения домой. Из дома он больше не выходил с нами на связь. Основываясь на беседах по телефону с его лечащим врачом, мы считаем, что процесс восстановления шел нормально. Это смерть стала результатом отказа печени, вызванного злоупотреблением алкоголем. Что подтверждают и члены его семьи. Как вы можете себе представить, эта новость нас шокировала - все невероятные усилия по спасению его жизни оказались напрасны,

Другой пациент, Александр. Молодой человек перенес трансплантацию в июне 2012 года и умер в феврале 2014-го от обширного кровотечения. К сожалению, он не соблюдал предписанный режим в отношении курения и алкоголя. И опять мы ощущаем всю тщетность и бесполезность своих усилий по спасению его жизни.

Мы постоянно работаем над улучшением прочности, гибкости и долговечности материалов, используемых для создания каркаса трахеи. Мы достигли значительного прогресса в улучшении взаимодействия клеток и каркаса, доставки стволовых клеток и изучении того, как происходит процесс регенерации. Одновременно мы постоянно улучшаем хирургическую технику. Особенность нашей работы заключается в том, что мы можем изучать процессы, только продвигаясь в клинике, и далее использовать в клинике результаты, полученные в лаборатории, уже на новом витке, постоянно адаптируя методику и совершенствуя ее.

- Получено ли одобрение этического комитета продолжать операции после смерти пациента?

- Все трансплантации проводятся после получения одобрения этического комитета. И этический комитет рассматривает каждый конкретный случай. Это экспериментальная работа, и мы никогда не утверждали ничего другого. Мы не можем и никогда не гарантировали пациентам долгую жизнь (однако в каждом случае надеемся на это и стремимся к этому), и все они были осведомлены об этом на сто процентов. Они просто хотели использовать свой шанс, не имея других альтернатив. Конечно, мы бы хотели, чтобы технология стала настолько совершенной, что дало бы возможность спасти и продлить жизнь многих людей. Но для этого надо продолжать клинические исследования».

Вскоре после выхода этого интервью мы оказались в Краснодаре и вечером в полупустом ресторане гостиницы «Хилтон» продолжили разговор. Паоло был относительно спокоен и впервые за последнее время настроен на серьезную беседу.

- Паоло, как-то в одну из первых наших встреч пять лет назад, я спросила: «Вы никогда не сомневаетесь?» И ты ответил: «Никогда». А сейчас?

Он сделал глоток кофе, раздумывая, потом сказал:

- По сути, так же, но сейчас я бы уточнил, в чем именно не сомневаюсь. Если ко мне приходит человек, которому нужна моя, именно моя, помощь, у которого нет шансов, которому отказали все остальные, отказали официально и официально сообщили, что никаких методов, принятых сегодняшней медициной, чтобы ему помочь, не существует, имею ли я право ему отказать? Как врач и как мужчина считаю, что - нет. Если есть хоть маленький шанс, его нужно использовать, вот в этом я не сомневаюсь никогда.

- Но если говорить о Юле, она ведь, возможно, могла бы прожить дольше без трансплантации?

- Не могла бы, или, если бы очень повезло, не намного. Не забывай, что ей до того, как она оказалась у нас, сделали больше десяти (!) операций, на ней живого места не было, она сама чистила свою рану! - Он извинился за горячность и продолжал уже спокойно: - Существуют ведь объективные критерии, на основании которых мы можем дать прогноз. Мы не занимаемся волюнтаризмом, мы отбираем пациентов, только если они соответствуют критериям включения. Так устроены клинические исследования, и мы обязаны соблюдать их правила. Ну, а главное, - какая это была бы жизнь! Та, недолгая жизнь. Без возможности передвигаться, без любви, без секса, ребенок боялся ее из-за отверстия в горле.

- Эти вещи важнее самой жизни?

- Для меня - да, но это не является определяющим, когда я соглашаюсь на операцию.

- А может быть, метод не работает? Дает эти самые дополнительные несколько месяцев, и все?

- Может быть. А может быть, он еще несовершенен. Поэтому мы пытаемся учесть наши ошибки. Дорис Тейлор как-то сказала: «Всего мы никогда не узнаем, но мы должны узнать достаточно, чтобы сделать технологию безопасной».

Спустя несколько дней профессор Порханов продолжил ее мысль. Это произошло в краевой больнице, поздно вечером, когда рабочий ритм замедлился настолько, что можно было задать главные вопросы. Владимир Алексеевич был очень серьезен:

- Не все природа отдает нам так быстро.