Внезапно круги и рисунки исчезли, и на их месте возникла панорама Хранилища. Экран разделился на четыре части, и я увидел Андрея Петровича в четырёх различных ракурсах, с которых его снимали скрытые камеры.
– Мой первый сон, – прокомментировал инженер.
На экране он выглядел довольно комично, особенно там, где камера «взяла» его лицо крупным планом. Ошарашенный блуждающий взгляд по набитым доверху стеллажам, полнейшая растерянность и испуг – все эти эмоции отражались на его, когда-то импозантном лице. В то же время самая верхняя камера, видимо окидывала своим ракурсом всю панораму бесконечных стеллажей, тянувшихся до горизонта.
В течение часа или более я просматривал в хронологическом порядкевсе записи снов, которые Андрей Петрович посещал четыре года. От самого первого, до последнего – две недели назад. Неинтересные участки мы пропускали. Инженер дважды вставал и выходил на кухню за новым кофе и коньяком. Вернувшись, он прокомментировал очередной эпизод:
– Ты спрашиваешь, почему мне «подкинули» именно флешку, а, скажем, не подвергли гипнозу или задействовали какую-нибудь голограмму? Не знаю Лёша. Скорее всего, ОНИ преподносят нам информацию тем способом, к которому мы уже привыкли, а именно – через компьютер и телевизор. Я должен был знать, что ждёт меня дальше за этой пресловутой стеной – и вот меня, мягко говоря, проинформировали. Смотри, что будет далее…
Я уже прошёл все циклы путешествий инженера, будто и сам побывал в них: видел, как он неуверенно поначалу брал в руки тот или иной предмет, некоторые возвращал на прежнее место, некоторые подолгу рассматривал и, забравшись на передвижную лестницу, набивал ими карманы. Если же предмет был большой как, например, унитаз – попросту клал на него руку и закрывал глаза. Дальше экран затухал, и я видел его уже в совсем ином ракурсе, следующем сне, где он на скутере рассекал пространство очередной секции. Что творилось после пробуждения в реальной жизни, экран не показывал. Очевидно, программа была настроена только на то, что происходило в его грёзах. Я даже видел, как хозяин «берлоги» попытался приподнять холодильник, а затем волоком протащить какое-то расстояние ванну, и экран погас. При этом я услышал за спиной тихий смешок моего друга:
– Да… с ванной я намучился.
Затем была сцена знакомства с собакой.
Верхняя камера показывала, как инженер стоял, оглядываясь и к чему-то прислушиваясь, в то время, как в нескольких секциях от него Дорка пробиралась между стеллажами и, принюхиваясь, всё ближе подбиралась к своему будущему хозяину.
В это время Зорин вышел как раз во двор и через минуту вернулся с Доркой. Я машинально взглянул на часы. Время приближалось к двум часам ночи, однако сонливости не чувствовалось ни в одном глазу.
Инженер на экране как раз давал собаке первый бутерброд.
– Зачем ты её привёл в комнату?
– Хочу ещё раз взглянуть на реакцию и проверить свои логические рассуждения. Помнишь, ты меня спрашивал, видела ли Дориана людей, встречалась ли с ними?
– Помню.
– Вот сейчас и проверим. Здесь можешь перемотать и пропустить, всё равно одно и то же: беру – тащу – перемещаю – просыпаюсь - несу в сарай. Разница только в отделах и секциях. А вот сейчас… стоп! Останови на секунду.
Я кликнул мышкой паузу. Он подвёл собаку ближе к тумбе и усадил напротив экрана.
– А сейчас, Алексей смотри очень внимательно, и ничего не пропускай. Это последний сон две недели назад, когда я нашёл эту флешку. – С этими словами он встал у меня за спиной и, положив руку на загривок собаки, медленно произнёс:
– Включай.
********
Экран тут же передал изображение, как инженер на скутере двинулся вдоль бесконечной белой стены, уходящей ввысь за пределы ракурса камеры. Стеллажи как всегда делились на секции и терялись вдали до самого горизонта. В одной из секций он остановился и заглушил мотор.
– А ты знал, что тебя снимают камеры? – я внимательно следил за всеми четырьмя изображениями на экране.
– Откуда? – развёл он руками.
Вдруг стена в одном месте бесшумно разъехалась и через мгновение снова сомкнулась. Конструктор ничего не заметил, поскольку до границы стены было слишком далеко. Зато в окне, где Андрей Петрович обозначался едва заметной точкой, картина внезапно сменилась другим изображением.