Закончили мы свои приключения туманом и моими могилами на просторах гиперкладбища.
В приятном аромате горевших лампад повисла долгая пауза. Во время этой тишины я отчётливо услышал во дворе лай собак, кудахтанье кур и мычание коров. Если здесь, в их измерении, существуют такие понятия, как день и ночь, то… день только начинался.
Затем мы услышали голоса ребятни.
Детей!
А вот это уже было настоящей радостью.
И в этот момент монах, который ввёл нас в закрытый купол, с улыбкой проговорил:
– Пора, наверное, узнать вам, кто вы есть на самом деле, и каким образом вы оказались замешаны в эту историю. Согласны услышать?
И как бы в тишине, повисшей сразу и внутри и снаружи, он загадочно, с блеском в глазах, произнёс:
– Ребята…
…Вы наследники.
…Вы ИЗБРАННЫЕ.
Глава 4: Перед неизвестностью
…Только что ему принесли поесть и собрались уходить, как вдруг хирургу захотелось побеседовать и узнать насмешливо, как ему нравится его новая причёска. Вероятно, рассудил Зорин, у этого придурка в белом халате не хватает общения с другими пациентами. Когда тот попытался завести разговор, Андрей Петрович показал пальцем за спину врача на Шрама, и чтобы отвлечь обоих, громко крикнул:
– Изуверы! Не видать вам моего мозга!
Пока врач оборачивался к своему помощнику, инженер прыгнул, со всего размаха двинув плечом обоих. Охранник со шрамом на лице, державший миску и горячий чай, повалился на пол, увлекая за собой своего начальника. Того обдало кипятком и он дико заорал. Инженер, не мешкая, тут же катапультировался к источнику вопля в рекордный срок, и что есть мочи всадил коленом в челюсть оравшему. На время врач выбыл из строя. Лампу на столике ещё не успели убрать, и, схватив, конструктор разбил её о голову всё ещё копошащегося Шрама. У того была дубинка, которой пользуются санитары в психиатрических клиниках, и Андрей Петрович, не помня себя от ярости, приложился ею пару раз по голове то одному, то другому. Всё произошло за какие-то секунды. Всхлипы стихли. Инженер остался стоять, тяжело дыша над двумя, едва подающими признаки жизни телами. Как-то так. Непрофессионально, но всё же…
Обыскав карманы и захватив ключи у Шрама, он кинулся вглубь коридора, втыкая их в замочные скважины первых попавшихся камер. Ключи не подходили к замкам, времени было всего ничего, да и руки дрожали, оставалось только кричать и, не получив ответа, перебегать к следующей двери. Впереди уже замаячили бегущие силуэты остальных охранников лаборатории, а за ними ещё… ещё…
Деваться инженеру было некуда.
…Тут-то это и произошло.
ГЛАЗА.
На стене.
Они будто спроецировались из пустоты и материализовались в пространстве, невозмутимым взглядом оценивая обстановку.
Светящиеся. Смотрящие в тебя и сквозь тебя. Те самые, что были у него в телевизоре.
Глубокие.
Древние.
Бесконечно разумные.
…А дальше – пустота.
********
Наши с Гришей организмы продолжали жить по биологическим часам именно нашего с ним времени. Мы так же нуждались в сне, как и в прежней нашей жизни. Три раза нам приходилось спать, ориентируясь только на свои организмы, поскольку времени, как физической величины в энергетическом куполе не существовало. Нам выделили просторную комнату с двумя деревянными кроватями, и мы просто засыпали, когда приходила необходимость. Забегая наперёд, отмечу, что ни Гриша, ни я всё это время ни разу не видели, чтобы кто-нибудь из обитателей деревни, в свою очередь, хотя бы раз прикорнул на часок-другой. Отнести это к парадоксу? Как можно жить здесь без времени и Солнца? А как же рождение? Детство, молодость, старение? Смерть, наконец? Любой из этих факторов напрямую связан с течением времени: секунда – минута – час – день – год… Мы видели в поселении, как детей, так и старцев. Как молодых девушек, так и глубоких старух. Мы несколько раз проходили мимо них, но они нас попросту не замечали. Отчего?