Она кивнула, стоя за прилавком.
— Довольно-таки часто. Он покупал множество биографий.
Она помолчала, что-то обдумывая. Как-то она сказала мне, что по тому, какие книги человек читает, можно узнать о нем все. Интересно, что любовь Бека к биографиям — а у нас дома ими было заставлено множество полок — говорила ей о нем? Кэрин меж тем продолжала:
— Я запомнила последнюю книгу, которую он здесь купил, потому что это была не биография и я удивилась. Это был ежедневник.
Я нахмурился. Не помню, чтобы я его видел.
— Такой, знаешь, где можно каждый день писать заметки и вести подобие дневника. — Кэрин помолчала. — Он сказал, что будет записывать туда свои мысли, чтобы сохранить их до той поры, когда уже не будет ничего помнить.
На глазах у меня вдруг выступили слезы, так что пришлось даже отвернуться к полкам. Чтобы взять себя в руки, я попытался сосредоточиться на заголовках на корешках. Я касался корешка пальцем, а слова расплывались и вновь обретали четкость, теряли ее и вновь обретали.
— С ним что-то случилось, Сэм? — спросила Кэрин.
Я уткнулся взглядом в пол, в старые деревянные половицы, чуть вздыбившиеся там, где они примыкали к основанию стеллажей. Я чувствовал, что теряю контроль над своими словами и ненужные признания вот-вот прорвут плотину. Поэтому не стал вообще ничего говорить. И старался не думать о пустых гулких комнатах в доме Бека. Не думать о том, что теперь мне приходилось покупать молоко и консервы, чтобы пополнить запасы в лесной сторожке. Не думать о навсегда запертом в волчьем теле Беке, который наблюдал за мной из леса, не помня себя и своих человеческих мыслей. Не думать о том, что этим летом мне нечего — некого — ждать.
Я уставился на крохотный черный глазок в половице под ногами. Он был такой темный и одинокий посреди золотистого дерева.
Мне нужна была Грейс.
— Прости, — сказала Кэрин. — Я не хотела… не хочу быть назойливой.
Мне стало стыдно, что я поставил ее в неловкое положение.
— Я знаю. И знаю, что вы не из назойливости. Просто… — Я прижал ладонь ко лбу, там, где пульсировала боль. — Он болен. Неизлечимо.
Слова давались мне с трудом, мучительное смешение правды и лжи.
— Ох, Сэм, извини. Он дома?
Я, не оборачиваясь, покачал головой.
— Так вот почему ты так встревожился из-за Грейс, — высказала догадку Кэрин.
Я закрыл глаза; в темноте меня охватило странное чувство потери ориентации, я не понимал, где верх, где низ. Я разрывался между желанием излить душу и желанием сохранить свои страхи в тайне, как будто, выраженные словами, они могли стать мне неподвластны. Слова полились из меня сами, я не успел даже их обдумать.
— Я не могу потерять их обоих… Я знаю… знаю, что способен вынести… и этого я не вынесу.
Кэрин вздохнула.
— Повернись ко мне, Сэм.
Я неохотно обернулся и увидел, что в руках у нее блокнот с описью. Она ткнула в буквы «СР», выведенные ее почерком под моими приписками.
— Видишь свои инициалы? Все, можешь ехать домой. Или еще куда-нибудь. Поезжай развейся.
— Спасибо, — севшим голосом поблагодарил я.
Я подошел забрать гитару и книгу, и она взъерошила мне волосы.
— Сэм, — сказала она, когда я проходил мимо нее, — я считаю, что ты куда сильнее, чем сам о себе думаешь.
Я изобразил на лице улыбку, которая не додержалась даже до выхода из подсобки.
Распахнув дверь, я едва не сбил ног Рейчел. Лишь чудом я не облил зеленым чаем ее полосатый шарф. Она отдернула его в сторону лишь после того, как опасность быть окаченной горячей жидкостью миновала, и предостерегающе на меня посмотрела.
— Нашему мальчику не мешало бы смотреть, куда он идет, — заявила она.
— А Рейчел не мешало бы не возникать ниоткуда на пороге, — в тон ей ответил я.
— Грейс посоветовала мне пользоваться этим входом! — возразила Рейчел. — Мои врожденные способности не распространяются на параллельную парковку, и Грейс сказала, что, если я запаркуюсь за магазином, то машину можно поставить как попало, и никто не будет против, если я войду через заднюю дверь, — пояснила она, увидев мой недоуменный взгляд. — Видимо, она ошибалась, потому что ты пытался отогнать меня при помощи чанов с кипящим маслом и…
— Рейчел, — перебил ее я. — Когда ты говорила с Грейс?
— Ты хочешь сказать, в последний раз? Две секунды тому назад.
Рейчел отступила в сторону, чтобы я мог выйти на улицу и закрыть за собой дверь.
Я испытал такое огромное облегчение, что едва не расхохотался. Внезапно я вновь обрел возможность дышать морозным воздухом, чуть отдающим запахом выхлопных газов, видеть облупившуюся зеленую краску мусорных бачков и чувствовать, как ветер запускает ледяные пальцы за шиворот рубахи.
Я думал, что больше ее не увижу.
Теперь, когда я знал, что Грейс чувствует себя вполне сносно, если разговаривала с Рейчел, мои переживания по этому поводу казались мелодраматическими, однако же я искренне испугался за нее.
— На улице ужасная холодина, — сказал я и кивнул на свой «фольксваген». — Ты не против?
— Я только «за», — отозвалась Рейчел, дожидаясь, пока я открою дверцы.
Я завел двигатель, включил печку, подставил ладони под струи теплого воздуха и сидел так, пока не отпустило беспокойство из-за холода, который не мог больше повредить мне. Рейчел умудрилась заполнить весь салон каким-то приторным, отчетливо химическим запахом, который, очевидно, считался клубничным. Ноги в полосатых колготках ей пришлось поднять на сиденье, чтобы освободить место для набитой сумки.
— Ладно. А теперь поговорим, — сказал я. — Как там Грейс? Ей лучше?
— Угу. Ночью ее возили в больницу, но она там не осталась и сейчас уже дома. У нее была температура, так что ее накачали тайленолом и температура спала. Она сказала, что уже нормально себя чувствует. — Рейчел пожала плечами. — Я обещала продиктовать ей домашнее задание. Так что, — она пнула свой набитый рюкзак, — держи.
Она протянула мне розовый телефончик, облепленный наклейками-смайликами.
— Это твой телефон? — спросил я.
— Угу. Она сказала, что твой сразу же переключается на голосовую почту.
На этот раз я все-таки рассмеялся, беззвучно, с огромным облегчением.
— А что случилось с ее телефоном?
— Ее отец забрал. У меня в голове не укладывается, что вас застукали! О чем вы только думали? Я бы умерла от унижения!
В ответ я молча посмотрел на нее взглядом, полным вселенской скорби. Теперь, когда я узнал, что Грейс жива и здорова, можно было позволить подшутить над собой.
— Бедный мальчик, — похлопала меня по плечу Рейчел. — Не волнуйся. Не вечно же они будут злиться. Через несколько дней они снова и думать забудут о том, что у них есть дочь. Вот. Держи телефон. Ей уже опять разрешили брать трубку.
Я с благодарностью взял телефон, набрал номер — пункт два в меню быстрого набора, сказала Рейчел, — и в следующий миг в трубке послышалось:
— Привет, Рейч!
— Это я, — сказал я.
Не знаю, как назвать чувство, которое переполнило меня, когда я услышала в трубке голос Сэма вместо Рейчел. Оно было таким сильным, что у меня вырвался протяжный судорожный вздох. Я подавила непонятные эмоции.
— Сэм.
Он вздохнул, и меня охватило отчаянное желание увидеть его лицо.
— Рейчел тебе уже рассказала? — спросила я. — У меня все в порядке. Это была просто лихорадка. Я уже дома.
— Можно мне прийти? — странным голосом спросил Сэм.
Я потянула на себя край одеяла, оно не сразу расправилось так, как я хотела, и я рванула его, пытаясь не разозлиться снова, как после разговора с папой.
— Я под домашним арестом. Мне не разрешили идти в студию в воскресенье. — На том конце провода повисло гробовое молчание; я представила себе лицо Сэма, и сердце у меня заныло застарелой тупой болью. — Ты еще там?