— Что ваш муж стрелял в вас из пистолета калибра 6,35. Прежде это оружие с перламутровой рукояткой принадлежало вам. Ваш муж хранил его в ящике письменного стола.
Положив одну руку на подлокотник, а другой держась за подбородок, она продолжала удивленно смотреть на комиссара. Ее можно было принять за примерную девочку, слушающую наставления учителя.
— Вы уехали из дома не на такси, а на красной машине вашего друга, которого зовут Висенте Алваредо. Это с ним вы приехали на бульвар Вольтера, где он рассказал вымышленную историю о том, как на вас покушался какой-то неизвестный автомобилист…
Доктор Пардон, у которого вы так и не открыли рта, наложил вам временную повязку. Пока он снимал халат, вы украдкой покинули его квартиру…
— Что вы от меня хотите?
Она не казалась смущенной. Можно было поклясться, что она улыбалась ему с видом ребенка, которого уличили в чем-то нехорошем и который не считает ложь большим грехом.
— Я желаю знать правду.
— Я предпочла бы, чтобы вы задавали мне конкретные вопросы.
Это тоже было хитрой уловкой, таким образом она смогла бы понять, что было известно полиции. Мегрэ тем не менее принял эту игру.
— Это письмо действительно было написано шестого января? Я должен вас предупредить, что анализ чернил позволит нам проверить это.
— Оно было написано шестого января.
— Ваш муж был в курсе?
— Он должен был догадываться.
— Догадываться о чем?
— О том, что я скоро уеду.
— Почему?
— Потому что наша жизнь стала невыносимой.
— С какого времени?
— Вот уже много месяцев.
— Два года?
— Возможно.
— С тех пор, как вы встретили Висенте Алваредо?
Анна Кехель нервничала все больше, и ее нога как бы случайно коснулась розовой туфли Лины.
— Примерно.
— Муж догадывался о вашей связи?
— Не знаю. Возможно, что нас, Висенте и меня, кто-то видел. Мы не прятались.
— Кажется ли вам естественным, что замужняя женщина?..
— Я так мало ею была!
— Что вы хотите этим сказать?
— Последние несколько лет Феликс и я жили как чужие.
— Однако два года назад у вас появился ребенок.
— Потому что муж непременно хотел иметь сына. Хорошо хоть не родилась вторая дочь.
— Ваш сын от него?
— Вне всякого сомнения. Я встретила Алваредо уже после того, как родила, и только начинала тогда выходить из дома.
— У вас не было других любовников?
— Ваше дело — верить или не верить. Но это был первый.
— Что вы планировали на вечер четырнадцатого числа?
— Не понимаю, о чем вы?
— Шестого числа вы написали своей подруге, что прибудете в Амстердам пятнадцатого.
Анна Кехель произнесла что-то по-голландски, но Лина лишь кивнула ей головой и продолжала так же уверенно смотреть на комиссара.
Мегрэ наконец раскурил свою трубку.
— Я попытаюсь вам объяснить. Алваредо хотел, чтобы я развелась с Науром и вышла за него замуж. Я попросила Висенте неделю отсрочки, потому что знала, что это будет нелегко сделать. В семье Науров никогда не было разводов, и Феликс стремился поддерживать традиции.
Мы решили, что я поговорю с ним четырнадцатого, и, чтобы он ни ответил, мы немедленно уедем в Амстердам.
— Почему в Амстердам?
Казалось, она была удивлена непонятливостью комиссара.
— Потому что это город, где прошло мое детство, я жила в нем, когда была девушкой. Висенте не знал Голландии. Я хотела показать ее ему. Добившись развода, мы поехали бы в Колумбию повидать его родителей перед свадьбой.
— У вас есть собственное состояние?
— Нет конечно. Но нам не нужны деньги Науров.
Она добавила с оттенком какой-то гордости:
— Семья Алваредо богаче Науров, ей принадлежит большая часть золотых приисков Колумбии.
— Хорошо. Итак, вы ушли из дома около восьми часов, ничего не сказав мужу. Алваредо ожидал вас в своей «альфа-ромео». Где вы ужинали?
— В небольшом ресторане на бульваре Монпарнас, Висенте ходит туда обедать почти всегда, он там рядом живет.
— Вас не беспокоила возможная реакция мужа на ваше предложение?
— Нет.
— Почему нет, если он противился разводу?
— Потому что он ничем не смог бы меня удержать.
— Он по-прежнему любил вас?
— Я вообще не уверена в том, что он меня когда-нибудь любил.
— По какой же причине он женился на вас?
— Возможно, для того, чтобы везде показываться с красивой и хорошо одетой женой. Все началось в Довиле, в тот год, когда я получила титул «Мисс Европа». Мы несколько раз сталкивались в холлах и коридорах казино. Однажды вечером, когда я стояла возле стола с рулеткой, он протянул мне жетоны и прошептал: «Ставьте на четырнадцать».
— И выпал четырнадцатый номер?
— Не в первый, а на третий раз. Он выпал два раза подряд, и я в жизни не видела столько денег, как в тот вечер, когда обменяла жетоны в кассе.
Ситуация изменилась. Теперь она могла рассказывать правду — то, что было почти очевидным.
— Он узнал номер моей комнаты и прислал мне цветы. Мы несколько раз обедали вместе. Феликс казался робким. Чувствовалось, что он не привык общаться с дамами.
— Однако ему было тридцать пять лет.
— Я не особенно уверена, что до меня он знал других женщин. А потом он увез меня в Биарриц.
— И по-прежнему ничего от вас не требовал?
— В Биаррице, где, как и в Довиле, Феликс проводил все ночи в казино, однажды он вошел в мою комнату около пяти часов утра. Обычно Наур не пил. Но тогда я почувствовала, что от него пахло алкоголем.
— Он был пьян?
— Выпил одну или две рюмки для храбрости.
— И это случилось именно тогда?
— Да. Он провел со мной всего полчаса. И за пять следующих месяцев приходил ко мне не больше десяти раз. Тем не менее он предложил выйти за него замуж. Я согласилась.
— Потому что он был богатым?
— Потому что мне нравилась жизнь, которую он вел, переезжая из гостиницы в гостиницу, из казино в казино. Мы поженились в Каннах. Продолжали спать в разных комнатах. Этого хотел он. Феликс был очень стеснительным. Я думаю, ему было как-то стыдно за то, что он такой толстый, он весил тогда намного больше, чем в последние годы.
— Он относился к вам с нежностью?
— Обращался со мной, как с куклой, и ничего не изменил в своей обычной жизни. Нас повсюду сопровождал Уэни, с которым Феликс проводил больше времени, чем со мной.
— Какие у вас отношения с Уэни?
— Он мне не нравился.
— Почему?
— Не знаю. Возможно, потому, что Уэни имел слишком сильное влияние на мужа. Может быть, из-за того, что он принадлежит к другой породе, которую я не понимаю.
— Как вел себя Уэни по отношению к вам?
— Казалось, он меня не замечает. Наверное, он глубоко презирает меня, как презирает вообще всех женщин. Однажды, когда мне было особенно скучно, я попросила разрешения нанять себе горничную-голландку. Я поместила объявление в амстердамских газетах и выбрала Нелли, потому что она казалась веселой девушкой.
Теперь она уже улыбалась, однако ее обеспокоенной подруге совсем не нравился оборот, который принимала беседа.
— Вернемся к тому вечеру в пятницу. В котором часу вы вернулись домой?
— В половине двенадцатого.
— До этого времени вы с Алваредо оставались в ресторане?
— Нет. Мы пошли к нему домой за чемоданом. Я помогла ему сложить вещи. Мы поболтали, выпили по рюмке.
— Когда вы приехали сюда, он оставался в машине?
— Да.
— Вы вошли в комнату мужа?
— Нет. Я поднялась к себе и переоделась. Потом спросила Нелли, дома ли муж, она сказала, что слышала, как Наур вернулся.
— Нелли вам сказала, был ли он один или с секретарем?
— С секретарем.
— Вас не смущало, что тот мог присутствовать при вашей беседе с мужем?
— Я привыкла к вечному присутствию Уэни. Не знаю, который был час, когда я спустилась вниз. Я уже надела шубу. За мной шла Нелли с чемоданом, который она поставила в коридоре, и мы поцеловались на прощание.
— Она должна была к вам присоединиться?
— Как только я вызвала бы ее.