— Входите, господин Мегрэ.
Навстречу ему поднялись двое мужчин. Старший, куривший сигару, шагнул вперед и протянул комиссару свою сухую крепкую руку.
— Я предпочел бы познакомиться с вами при иных обстоятельствах, господин Мегрэ.
— Позвольте выразить вам соболезнование. Я не хотел уходить отсюда, не сказав вам, что мы в уголовной полиции и прокуратуре делаем все возможное, чтобы как можно скорее обнаружить убийцу вашего сына.
— У вас есть какие-нибудь предположения?
— Пока рано говорить об окончательных выводах, но роль каждого из причастных к делу начинает вырисовываться.
— Вы считаете, Феликс действительно стрелял в эту женщину?
— Думаю, это бесспорно: он мог или сознательно спустить курок, или же это произошло непроизвольно, в момент, когда в него попала пуля.
Отец и сын удивленно переглянулись.
— Вы полагаете, что женщина, от которой он столько натерпелся, могла в конце концов…
— Пока я не вправе предъявлять обвинения. До свидания, господа.
— Мне оставаться здесь? — спросил его Торранс, когда Мегрэ вышел в коридор.
— Уэни не должен никуда выходить. Прошу тебя находиться на втором этаже и сообщать мне обо всех его телефонных разговорах. Я еще не знаю, кто тебя сменит.
Шофер такси проворчал:
— Я думал, вы задержитесь в доме всего на несколько минут.
— В «Отель де Лувр».
— Знал бы, не стал вас дожидаться. Я начал работу в одиннадцать часов и до сих пор не мог даже перекусить.
Уже начинало темнеть. Должно быть, ожидая комиссара, шофер несколько раз прогревал двигатель, в машине было тепло.
Мегрэ, устроившись на заднем сиденье, задумчиво рассматривал темные, дрожащие от холода фигуры прохожих, скользивших вдоль домов.
Люка сидел в холле в огромном кресле и дремал, сложив руки на животе. Через полуопущенные ресницы он заметил направляющегося к нему комиссара. Инспектор вскочил и спросил, протирая глаза:
— Все в порядке, шеф?
— Да… Нет… Алваредо приехал?
— Пока ещё нет… Из наших дам никто из отеля не выходил. Только Кехель спускалась вниз за газетами…
Мегрэ, поколебавшись, произнес:
— Ты не хочешь пропустить стаканчик?
— Минут пятнадцать назад я выпил кружку пива…
Оставив в гардеробе пальто, Мегрэ вошел в бар и уселся на высоком табурете у стойки. Посетителей почти не было, по радио передавали репортаж с футбольного матча.
— Виски, — сказал комиссар.
Чтобы выполнить то, что он задумал, комиссару требовалось выпить чего-нибудь покрепче. Где же Мегрэ слышал это изречение: бить всегда в слабую точку?
Он думал об этом, когда ехал в такси. Правду о деле Наура, пусть даже ещё и частичную, знали только четыре человека. Комиссар допросил всех четверых, а некоторых даже дважды. И все хоть раз, но солгали.
Кто из четверых мог оказаться той пресловутой слабой точкой?
— Поначалу ему казалось, что это могла быть Нелли Фелтхеис. Комиссар понимал, что наивность её не наигранна, она не осознавала всех последствий своей лжи и могла наболтать все что угодно.
Алваредо в общем-то вызвал у него симпатию. Его любовь к Лине казалась искренней и восторженной, так что скорее всего он будет молчать о том, что может повредить молодой женщине.
Мегрэ только что расстался с Уэни, который умело обходил все словесные ловушки комиссара.
Оставалась Лина. О ней у Мегрэ не было определенного мнения. На первый взгляд, она казалась затерявшимся в мире взрослых ребёнком.
Скромная машинистка из Амстердама, соблазнившись более престижной профессией манекенщицы, решила выставить свою кандидатуру на конкурс красоты. И произошло чудо. Уже на следующий день девушка очутилась в совершенно ином мире.
Какой-то богач, каждую ночь игравший по-крупному, которому низко кланялся весь персонал казино, присылает ей цветы, приглашает отобедать с ним в одном из лучших ресторанов.
Он увозит её в Биарриц, по-прежнему робко обращаясь с ней, пока однажды ночью не отваживается проникнуть в её спальню, после чего предлагает выйти за него замуж.
Могла ли она понять психологию какого-то Наура? И уж тем более какого-то Фуада Уэни, без видимой причины постоянно их сопровождавшего?
Когда же она захотела иметь возле себя горничную-голландку, это выглядело словно призыв о помощи, и мадам Наур выбрала — уж не по фотографии ли? — самую простодушную и веселую на вид девушку.
Теперь у неё были платья, драгоценности и меха, но её таскали в Довиль, Канны и Эвьян, совершенно не считаясь с её желанием. Она оставалась одинокой, лишь изредка удирая в Амстердам, чтобы излить душу Анне Кехель, как в те добрые времена, когда подруги жили в одной квартире на Ломан-страат.
Появился ребенок. Была ли она готова к этому? Может быть, Наур опасался, «что она не выдержит всех трудностей материнства, и поэтому нанял ребёнку воспитательницу?
Тогда ли у неё начали появляться любовники?
Шли годы, она по-прежнему была молодой, с гладкой и светлой кожей. А что происходило у неё в душе? Поняла ли она что-нибудь?
Появление второго ребёнка, сына, принесло счастье только её мужу.
Ей встретился Алваредо… И внезапно жизнь предстала в ином свете…
Мегрэ почти был готов пожалеть её, но тут же спросил себя: а не эта ли маленькая девочка с невинными глазами сама заварила всю кашу? И затем, начиная с пятницы, вела себя с поразительным хладнокровием.
Он чуть было не решил выпить ещё рюмку виски, но передумал и через несколько минут уже поднимался в лифте на четвертый этаж. Дверь открыла Нелли.
— Мадам Наур спит?
— Нет. Пьёт чай.
— Скажите ей, пожалуйста, что я хочу её видеть.
Она сидела в постели в ночной кофточке из белого шелка и листала американский иллюстрированный журнал. На столике стоял поднос. В чашках оставался недопитый чай, на тарелочках лежали куски кекса. Анна Кехель, по-видимому, вставшая с постели за минуту до прихода комиссара, приглаживала волосы, пытаясь привести себя в порядок.
— Я хотел бы поговорить с вами наедине, мадам Наур.
— А Анна разве не может остаться? Я никогда ничего от нее не скрывала и…
— Допустим, что ее присутствие стеснило бы меня
Мегрэ действительно так думал. Когда дверь за подругой закрылась, он принес стул, поставил его между кроватями и тяжело уселся.
— Вы видели Висенте? Он переживает за меня?
— Я успокоил его, сказав, что вы хорошо себя чувствуете, впрочем, вы сами сообщили ему это по телефону. Вы ведь его ждете?
— Через полчаса. Мы договорились встретиться в половине шестого, мне хотелось поспать подольше. Как он вам?
— Похоже, он очень влюблен в вас. Кстати, о нем и мой первый вопрос, мадам Наур. Я понимаю, вы пошли на все, чтобы не замешивать его в это дело. Ведь тогда ваши отношения с родственниками Алваредо осложнятся. Я тоже постараюсь, чтобы его имя оставалось в тени. Одно лишь мне непонятно. Вы заявили, что он оставался в машине, пока вы были в доме, то есть почти час. Он знал о вашем решении. Ему было известно, что муж не хочет и слышать о разводе. Значит, он понимал, что объяснение будет бурным. Как он мог при таких обстоятельствах оставить вас одну?
В то время, когда комиссар говорил это, Лина кусала губы.
— Но все было так, как я сказала, — смогла лишь произнести она.
— А вот Уэни говорит другое.
— Что же он вам сказал?
— Что Алваредо вошел в кабинет вместе с вами, и еще добавил, что ваш спутник был в зимних перчатках. Уэни заявляет также, что после того, как выстрелил ваш муж, Алваредо вынул пистолет из кармана и выстрелил тоже.
— Уэни лжет.
— Думаю, вначале между вами и мужем произошел довольно резкий разговор. Алваредо же в это время стоял за дверью. Когда Наур понял, что ваше решение бесповоротно, он начал вам угрожать, а затем схватил пистолет, лежавший в ящике стола. Ваш друг, считая, что ваш муж сейчас выстрелит, защищая вас, сделал это первым. Наур же успел нажать на спуск, уже будучи раненым.