— Не отнесете ли цветы в двести семнадцатую палату? — не без смущения произнес комиссар.
Потому что в палате было неуютно и холодно, потому что там, в конце концов, находилась молодая мать с новорожденным младенцем.
Часы показывали половину двенадцатого. В длинном, плохо освещенном коридоре, где находились кабинеты следователей, ждали своей очереди несколько человек. Задержанные были в наручниках, без галстуков. Охраняли их сидевшие на скамейках полицейские. Тут же расположились и женщины, и свидетели, у которых начинало иссякать терпение.
Озабоченный и важный более обыкновенного, судебный следователь Комелио велел принести из соседних помещений стулья, а своего помощника отправил обедать.
По просьбе Мегрэ пришел начальник уголовной полиции, занявший кресло. На стуле, обычно занимаемом допрашиваемыми, восседал Коломбани, комиссар «Сюртэ Насьональ».
Поскольку уголовная полиция в принципе занимается лишь преступлениями, совершенными в Париже и прилегающем к нему районе, то именно Коломбани поддерживал связь с «летучими отрядами» и в течение последних пяти месяцев вел расследование по делу «пикардийских убийц», как сразу же окрестили банду журналисты.
Утром состоялась встреча Коломбани с комиссаром Мегрэ: инспектор показал ему свое досье. В то же утро, около девяти, в дверь Мегрэ постучался один из детективов, оставленных на улице Руа-де-Сисиль.
— Он здесь, — сообщил детектив, приведший с собой хозяина «Золотого льва». Ночь, вернее, остаток ее, научила старика уму-разуму. Бледный, небритый, в мятом костюме, кинулся он к детективу, который расхаживал взад-вперед перед гостиницей.
— Мне надо бы в полицейское управление, — объяснил он.
— Ну и ступай.
— Боюсь.
— Я тебя провожу.
Но разве Поленского не убили прямо на улице, где было полно народу?
— Возьмем лучше такси. Я заплачу.
Когда домовладелец вошел в кабинет Мегрэ, на столе у комиссара уже лежало его дело: гость имел три судимости.
— Числа вспомнил?
— Да. Только обещайте, что вы меня будете охранять…
От этого человека так и несло трусостью и пороком. Все его существо напоминало зловонную язву. И такой вот человек был дважды судим за попытку изнасилования.
— Первый раз, как они отвалили, я ничего не заметил, но во второй — обратил внимание.
— Во второй раз? Двадцать первого ноября?
— А вы откуда знаете?
— Я тоже пораскинул мозгами. Потом, я газеты читаю.
— Я подозревал, что это они, но виду не подавал.
— И все-таки они догадались, верно?
— Не знаю. Они отвалили мне тысячу франков.
— А вчера говорил: пятьсот.
— Ошибся. Во второй раз, как вернулась вся шайка, Карл мне и пригрозил.
— Машина у них была?
— Не знаю. Во всяком случае, из гостиницы шли пешком.
— А тот незнакомец приходил за несколько дней до их исчезновения?
— Дай Бог памяти. Пожалуй, так и было.
— Он тоже спал с Марией?
— Нет.
— Выкладывай все начистоту. Вспомни свои первые судимости.
— Это я по молодости.
— Тем хуже. Такой человек, как ты, не мог не позариться на Марию.
— Я к ней даже не прикасался.
— Еще бы! Боялся ее дружков.
— Да и ее тоже.
— Ладно! Хоть на этот раз не врешь. Только не надо меня уверять, будто ты время от времени заглядывал в комнату, и только.
— Действительно, я проделал в перегородке дырку. И позаботился, чтобы соседний номер занимали как можно реже.
— Кто с ней спал?
— Вся кодла.
— И подросток?
— Он чаще остальных.
— Вчера ты сказал, будто он ее брат.
— Он похож на нее. Больше всех был влюблен в нее. Не раз видал его зареванным. Когда он один с ней оставался, то о чем-то умолял ее.
— А именно?
— Не знаю. Они говорили по-своему. Когда в спальне оставался кто-нибудь другой, пацан уходил в бистро на улицу Роз и напивался.
— Они ссорились?
— Мужчины друг друга не переваривали.
— Ты действительно не знаешь, кому из них принадлежала рубашка с пятнами крови?
— Точно не могу сказать. Видал ее на Поленском, но они менялись одеждой.
— Как думаешь, кто из твоих жильцов был заводилой?
— Заводилы у них не было. Бывало, подымут хай, Мария их облает как следует, они и заткнутся.
В свою трущобу домовладелец вернулся в сопровождении детектива, к которому он опасливо жался. Пахло от старика хуже обычного: ведь у страха прескверный запах.
Облаченный в безукоризненный костюм, в накрахмаленном пристяжном воротничке и темном галстуке, Комелио наблюдал за Мегрэ, сидевшим на подоконнике спиной к окну.