- Вы ладили с матерью после отъезда отца?
- Более или менее. Все же я была счастливы, когда вышла замуж и...
- И избавились от её авторитарности?
- В известной мере...
Она улыбнулась.
- Это не так уж и нетипично, и многие девушки находятся в таком же положении. Маман любит выходить в свет, принимать гостей, встречаться с видными людьми. В Мюлузе именно у неё собирались все те, кто что-либо действительно значил в городе.
- Даже когда она ещё жила с вашим отцом?
- Да, последние два года.
- Почему именно они?
И тут Мегрэ припомнил продолжительный разговор своей супруги с сестрой, и ему стало несколько неловко узнавать тут несколько более, чем смогла это сделать она.
- А все потому, что маман получила наследство от тетушки. До этого мы жили довольно умеренно, в скромном домике. И он даже не был в роскошном квартале города, а клиентуру отца составляли в основном рабочие. Никто такого богатства и не ожидал. Потом мы сразу же переехали. Маман купила особняк возле собора, и она отнюдь не возражала, что над порталом теперь красовался резной герб.
- Вы знали семью вашего отца?
- Нет. Лишь несколько раз видела его брата до того, как он погиб на войне, если не ошибаюсь, в Сирии, во всяком случае не во Франции.
- А его отец? Мать?
Опять послышались детские голоса, но на сей раз мадам Русселе даже не обратила на него внимания.
- Его мать умерла от рака, когда отцу было пятнадцать лет. А отец был мелким предпринимателем по плотницкой и столярной части. Как говорила маман, он держал что-то около десятка рабочих. В одно прекрасное утро, когда отец ещё учился в университете, обнаружили, что он повесился в своей мастерской, а потом выяснилось, что он был на краю банкротства.
- Но ваш отец, тем не менее, смог завершить учебу?
- Работая у аптекаря.
- Каким он был?
- Очень мягким и добрым. Понимаю, что это не тот ответ, который отвечает на ваш вопрос, но именно такое, в основном, впечатление осталось у меня от отца. Очень ласковый и немного печальный.
- Ссорился ли он с вашей матерью?
- Никогда не слышала, чтобы он повышал голос. Правда, если он не принимал больных в кабинете. то основную часть оставшегося времени тратил на то, чтобы посещать их на дому. Помню, как маман упрекала отца в том, что тот совершенно не заботится о своей внешности, постоянно носит один и тот же невыглаженный костюм, порой по три дня не бреется. А я говорила ему, что он колется своей бородой, когда обнимает меня.
- Мне кажется, вы ничего не знали об его отношениях с коллегами?
- Все, что мне известно по этому поводу, рассказывала мне маман. Беда лишь в том, что с ней трудно подлинное отличить от почти верного. Она не лжет, нет. Она просто так подстраивает правду, чтобы та становилась тем, что ей угодно. Раз уж она вышла замуж за отца, то ей обязательно нужно было, чтобы это была значительная особа.
- Твой родитель - лучший специалист в городе, - говорила она мне, наверное, даже один из самых выдающихся во Франции. Но, к несчастью...
Она вновь улыбнулась.
- Вы догадываетесь, что следовало дальше. Он не умел приспособиться. Отказывался поступать, как все остальные. Маман давала мне понять, что если мой дедушка повесился, то не по причине неминуемого банкротства, а потому что был неврастеником. К тому же, у него была ещё и дочь, которая провела некоторое время в психушке.
- Что с ней стало?
- Не ведаю. Считаю, что и маман не в курсе. В любом случае эта женщина уехала из Мюлуза.
- А мамаша там осталась?
- Нет, она давно уже в Париже.
- Можете дать её адрес?
- Пожалуйста: набережная Орлеан, двадцать девять "б".
Мегрэ вздрогнул, услышав это, но мадам Русселе ничего не заметила.
- Это на острове Сен-Луи. С тех пор, как это место стало считаться одним из самых изысканных для проживания в Париже...
- А знаете, что ваш отец подвергся нападению?
- Конечно, нет.
- Под мостом Мари. В трехстах метрах от дома, где обитает ваша мать.
Она забеспокоилась, насупив брови.
- Но это же на другом рукаве Сены, не правда ли? Окна маман выходят на набережную Турнель.
- У неё есть собака?
- Почему вы об этом спрашиваете?
В течение нескольких месяцев, когда чета Мегрэ жила на Вогезской площади в связи с ремонтом их квартиры, он с мадам вечером частенько прохаживались вокруг острова Сен-Луи. И как раз в этот час владельцы собак выгуливали свои питомцев вдоль берегов Сены или за них это делала прислуга.
- У маман только птички. Она не переносит ни собак, ни кошек.
И поспешила сменить тему разговора:
- Куда отвезли отца?
- В Отель-Дьё, ближайшую больницу.
- Возможно, вы захотите...
- Не сейчас. Не исключено, что я попрошу вас подъехать туда, чтобы его опознать, дабы иметь полную уверенность в том, что речь идет именно о не, но ока что его голова и лицо полностью забинтованы.
- Он сильно страдает?
- Он в коме и не отдает себе отчета ни в чем...
- Почему с ним такое случилось?
- Это я и пытаюсь выяснить.
- Была драка?
- Нет. Его ударили в тот момент, когда он, по всей вероятности, спал.
- Под мостом.
Он в свою очередь поднялся.
- Предполагаю, вы намерены отправиться к маман?
- Мне трудно поступить иначе.
- Вы не возражаете, если я позвоню ей и сообщу эту новость?
Мегрэ колебался. Ему хотелось бы застать мадам Келлер врасплох. Но настаивать он не стал.
- Благодарю вас, месье комиссар. В газетах появится сообщение об этом происшествии?
- О самом факте нападения в этот час уже написали в нескольких строчках, но фамилия вашего отца, наверняка, не названа, ибо я сам узнал её только поздним утром.
- Маман будет настаивать, чтобы не поднимали шума по поводу случившегося.
- Сделаю все, что в моих силах.
Мадам Русселе проводила его до двери, в то время как по пути возникла девочка, тут же уцепившаяся за её юбку.
- Сейчас пойдем гулять, малышка. Пойди скажи Нана, пусть та начинает одевать тебя.
Торранс ходил взад-вперед по тротуару возле дома. Маленький черного цвета авто Уголовной полиции бледно выглядел среди длинных и блестящих частных машин господ, проживающих в этом квартале.
- На набережную Орфевр?
- Нет. Остров Сен-Луи. Набережная Орлеан.
Особняк был древний, с громадными воротами, но его бережно сохранялся как нечто ценное и роскошное. Медные пластинки и ручки, перила лестницы, её ступеньки, стены блистали чистотой, были, где нужно, отполированы, нигде ни следа пыли; даже консьержка была одета в черное платье с белым передником и выглядела как служанка в состоятельной семье.
- У вас назначена встреча?
- Нет. Но мадам Келлер ожидает моего визита.
- Позвольте минуточку.
Дворницкая смотрелась скорее как небольшой салон и пахла скорей воском для паркета, нежели кухней. Консьержка взяла трубку телефона.
- Ваша фамилия, пожалуйста?
- Комиссар Мегрэ...
- Алло! Берта?.. Будь любезна, сообщи мадам, что некий комиссар Мегрэ хотел бы её видеть... Да, он здесь. Может подниматься? Спасибо... Вы можете пройти. Третий этаж, направо.
Мегрэ, вышагивая по ступенькам, невольно подумал, стоят ли ещё фламандцы у причала набережной Селестэн или же, подписав протокол допроса, уже спускаются вниз по течению в направлении Руана. Дверь в нужные ему апартаменты открылась сама, не потребовалось даже звонить. Прислуга, молодая и симпатичная девушка, осмотрела комиссара с головы до ног, как если бы впервые в жизни видела живьем комиссара.