- Ты голоден?
- Немного, но до завтрака выдержу.
- Иди уж.
- Никто меня не подменит? Мегрэ пожал плечами.
- Можешь идти, - сказал он, запер дверь на ключ, сунув "его в карман. Спустился вниз и сказал хозяйке гостиницы:
- Прошу не сдавать номер 33, пока я его не освобожу. И никому туда входить нельзя - ни горничной, ни вам, ни вашему мужу. Хорошо?
Выйдя на улицу, он издалека заметил Ольгу, которая шла под руку с каким-то мужчиной, и приветливо ей улыбнулся.
VI
Усаживаясь за стол, он не знал ни того, что внезапный телефонный звонок вырвет его из уютной домашней атмосферы, ни того, что десятки людей, которые сейчас составляли себе планы на ближайший вечер, проведут эту ночь иначе, чем предполагали, и что все окна в здании на набережной Орфевр будут светиться до утра, так, как бывает в ночи больших тревог.
А обед был таким приятным, обстановка такой интимной, полной тонкого взаимопонимания между ним и женой. Он рассказал ей о великолепных поджаренных колбасках, которые ел в двенадцать часов в маленьком ресторанчике на улице Сент-Антуан. Они часто бывали вместе в таких маленьких заведениях, когда-то очень многочисленных. Типичные для Парижа, они находились почти на каждой улице, и их называли "Шоферскими бистро".
Несмотря на столь скромное название, готовили там вкусно - в основном благодаря тому, что рестораторы происходили из провинции: из Оверни, Бретани, Нормандии, Бургундии, и не только сохраняли традиции своих кухонь, но и поддерживали контакты с родными деревнями, привозя оттуда копчености, колбасу, а иногда даже и деревенский хлеб...
Вспомнились ему и Кюэнде, и его мать: эти двое привезли на людную и шумную улицу Муфтар напевный акцент своей страны и своей деревни в кантоне Во вместе с характерными для швейцарцев спокойствием и медлительностью.
- Ты не знаешь, что сейчас со старой Жюстиной? Мадам Мегрэ, казалось, читала его мысли.
- Ты забываешь, что официально я занимаюсь только этим бандитским нападением на улице Лафайет и ничем больше. Бандитские налеты серьезное дело, ведь они угрожают банкам, страховым обществам, крупным предприятиям. Гангстеры быстрее приспосабливаются ко времени, чем мы.
Он сказал это с легкой горечью. Ему вспомнилось, что еще только два года, и он должен будет уйти на пенсию. Мир меняется. Париж меняется, все меняется - люди и методы работы тоже. Разве он через какое-то время, даже еще до ухода на пенсию, висящую над ним как дамоклов меч, не будет чувствовать себя в этом мире, который он уже не будет понимать, потерянным?
- Странный человек, - сказал он тихо, про себя, в то же время обращаясь к жене. - Ничто не указывало на то, что его постигнет такая судьба, а его мать совершенно не казалась обеспокоенной, когда я спросил ее, на что она будет жить - пробормотала только: "Я уверена, что он не оставит меня ни с чем..." - и все.
Если она так уверена, что сын ее обеспечил, то как он это сделал? Что придумал? Какой способ изобрел?
В минуту, когда Мегрэ уже наслаждался десертом, зазвонил телефон.
- Может быть, я сниму трубку? - предложила жена. Но Мегрэ сорвался из-за стола с салфеткой в руке. Звонил Жанвье с набережной Орфевр.
- Довольно важная новость, шеф. Минуту назад звонил инспектор Николя. Установлено, с кем вел телефонный разговор Рене Люссак из кафе "У друзей".
- С кем?
- Вы ее хорошо знаете, господин комиссар. С Розалией Бурдон.
- С "прекрасной Розалией"?
- Да. Сейчас она живет в Корбейле, на берегу Сены, в собственной вилле.
- Что дальше?
- Я связался с бригадой полиции в Корбейле. Розалия Бурдон в настоящее время дома.
Розалия Бурдон... Еще одна из тех, кто целые часы проводил на набережной Орфевр. Хотя ей было уже далеко за сорок, может быть, даже около пятидесяти, она все еще была аппетитная, пухлая, розовая, а выражения ее были такими же сочными и красочными, как и раньше...
Свою карьеру она начала в юном возрасте как девушка легкого поведения. Ее районом была тогда площадь Терн. В возрасте двадцати лет она уже содержала дом свиданий, в котором бывали самые элегантные мужчины Парижа.
Потом открыла на улице Нотр-Дам-де-Лорет ночное кабаре с довольно неожиданным названием: "Шпицрутен".
Последним любовником Розалии, большой любовью ее жизни, был некий Пьер Сабатини, корсиканец, отъявленный бандит, приговоренный к двадцати годам каторжных работ за то, что в баре убил в драке двух человек из конкурирующей банды марсельцев.
Сабатини оставалось отсидеть еще два года в тюрьме Сен-Мартен-де-Ре. Во время его процесса Розалия была взволнована, а когда объявили приговор, сделала все возможное, чтобы получить разрешение на брак с любовником.
В свое время это было громкое дело, о нем писали все газеты. Розалия утверждала, что беременна. Некоторые считали, что она решила иметь ребенка от первого встречного, чтобы вступить в брак с любимым.
А когда из министерства пришел отказ, Розалия перестала ссылаться на свое будущее материнство, притихла, поселилась постоянно в Корбейле, откуда регулярно высылала письма и посылки в тюрьму Сен-Мартен-де-Ре. Каждый месяц она отправлялась на расположенный в Атлантике остров Ре, где с нее не спускали глаз, опасаясь, что она будет пытаться облегчить побег любовнику.
А именно там, в Сен-Мартен-де-Ре, Пьер Сабатини сидел в одной камере с Фернаном.
- Я приказал наблюдать за виллой в Корбейле, - сказал Жанвье. - Там по очереди дежурят несколько человек.
- Что еще говорил инспектор Николя?
- Просил передать вам, что едет в кафе "У Версальских ворот". Из того, что он узнал вчера, следует, что Люссак каждый вечер встречается с приятелями именно там. Он хочет прийти туда раньше их, чтобы не обращать на себя внимания.
- Люка еще в конторе?
- Вернулся минуту назад.
- Скажи ему, чтобы сегодня ночью он имел под рукой десяток людей. Я перезвоню тебе через несколько минут.
Он позвонил в прокуратуру. Застал там только дежурного вице-прокурора.
- Я хотел бы поговорить с прокурором Дюпон Д'Астье.
- Его сейчас нет.
- Я знаю. Но мне необходимо переговорить с ним по очень срочному делу. Речь идет о недавнем бандитском нападении. И несомненно, что с этим делом связана личность Фернана.
- Я постараюсь его найти. Вы на набережной?
- Нет, у себя дома. Он назвал свой номер телефона.
С этой минуты события следовали одно за другим с молниеносной быстротой.
Едва Мегрэ закончил десерт, снова зазвонил телефон. Это был прокурор Дюпон Д'Астье.
- Мне передавали, что вы арестовали Фернана. Это правда?
- Еще нет, господин прокурор, но у нас есть шанс арестовать его сегодня ночью.
Он кратко сообщил прокурору, как представляет себе ситуацию.
- Приезжайте ко мне в кабинет как можно быстрее. Я сейчас на ужине у друзей, но сразу же выхожу и еду во Дворец. Вы связались с Корбейлем?
Мадам Мегрэ уже приготовила чашку очень крепкого черного кофе, а через минуту она вынула из буфета бутылку абрикосовой настойки.
- Смотри, чтобы не простудился. Думаешь, тебе придется ехать в Корбейль?
- Было бы странно, если бы мне предоставили такую возможность.
Он не ошибся. Во Дворце правосудия, в одном из обширных прокурорских кабинетов собрались уже все: не только прокурор Дюпон Д'Астье, еще в смокинге, но и судебный следователь Лекай, принесший досье Фернана и материалы о недавнем грабительском нападении, а также комиссар Буффе, один из старых коллег Мегрэ из другого комиссариата, с улицы Соссэ.