- Это произошло после того, как вы их застали?
- Точно не помню, но полагаю, что да. Откинувшись в кресле, Мегрэ уминал большим пальцем табак в своей трубке.
- А вы в то время уже были любовником Жанны Шабю?
- Я так и думал, что вы меня не поймете. О наших отношениях вы судите с точки зрения старой буржуазной морали, которая теперь не в моде у людей нашего круга. Для нас сексуальные связи не имеют никакого значения.
- Отлично вас понимаю. Иначе говоря, вы обратились с просьбой к Оскару Шабю только потому, что он был богат?
- Совершенно верно.
- С таким же успехом вы могли бы обратиться к любому промышленнику или банкиру, с которым не были знакомы?
- Да, если бы оказался в безвыходном положении.
- А разве ваше положение было безвыходное?
- Я задумал крупное издание, посвященное некоторым видам азиатского искусства.
- В этих письмах есть фразы, о которых вы теперь сожалеете?
Кокассону было не по себе, но ему еще удавалось сохранить видимость собственного достоинства.
- Я сказал бы, они могут быть неверно истолкованы.
- Конечно. Люди поверхностные, например, кто не принадлежит к вашему кругу и кому не хватает широты взглядов, могли бы усмотреть в этом шантаж. Правильно я вас понял?
- Более или менее.
- Вы были очень настойчивы?
- Написал три-четыре письма.
- Все по тому же вопросу? И за довольно короткий промежуток времени?
- Я торопился пустить книгу в производство. Один из лучших знатоков восточного искусства уже представил мне текст.
- И Шабю дал вам денег? Кокассон покачал головой:
- Нет.
- Вы были разочарованы?
- Да. Этого я не ожидал. Видимо, знал его недостаточно.
- Он был черствый человек, не так ли?
- Черствый и высокомерный.
- Он ответил вам письмом?
- Даже не дал себе труда написать. Однажды вечером, когда у него на коктейле собралось человек тридцать, я подошел к нему в надежде получить, наконец, ответ.
- И он вам ответил?
- По-хамски: повернулся к гостям и сказал так громко, что все могли услышать: "Да будет вам известно, что мне глубоко наплевать на Мег, а тем более на ваши шашни с моей женой. Перестаньте же вымогать у меня деньги!"
Лицо Кокассона, поначалу бледное, теперь порозовело, а длинные пальцы с холеными ногтями немного дрожали.
- Видите, я вполне откровенно рассказываю о нем. А мог бы помолчать, посмотреть, как повернутся события.
- Иначе говоря, пока не найдутся письма?
- Неизвестно, в чьи руки они попадут.
- Вы встречались с Шабю после того вечера?
- Да, дважды. Нас с Мег продолжали приглашать на площадь Вогезов.
- И вы ходили? - пробормотал Мегрэ с притворным восхищением.- Вы не очень-то злопамятны.
- А что оставалось делать? Шабю был скотиной, но в то же время был сильной личностью. В нашем кругу он унижал не только меня. У него была потребность чувствовать свое превосходство, к тому же он добивался, чтобы его любили.
- Значит, вы надеетесь, что я верну вам эти письма?
- Я предпочел бы, чтобы они были уничтожены.
- И ваши письма и письма вашей жены?
- Письма Мег могут показаться, я полагаю, слишком страстными, даже откровенно эротическими. Что до моих, то, как я уже говорил, их могут неверно истолковать.
- Я посмотрю, чем смогу вам помочь.
- Вы их уже нашли?
Мегрэ не ответил, встал и, давая понять, что разговор окончен, подошел к двери.
- Кстати,- спросил он,- у вас есть пистолет калибра шесть тридцать пять?
- У себя в магазине я держу пистолет. Он уже много лет лежит в одном и том же ящике, и я даже не знаю его калибра. Не люблю оружие.
- Благодарю вас. И еще один вопрос. Знали ли вы, что ваш друг Шабю бывал каждую среду на улице Фортюни?
- Знал. Нам с Жанной случалось этим пользоваться.
- Все. На сегодня хватит. Если понадобитесь, я вас вызову.
Кокассон удалился, гордо вскинув голову. Вернувшись к столу, комиссар снял трубку и попросил телефонистку соединить его с домом на площади Вогезов.
- Госпожа Шабю? Говорит комиссар Мегрэ. Простите, что беспокою, но в связи с разговором, который только что происходил у меня в кабинете, я должен задать вам несколько вопросов.
- Пожалуйста, но только покороче: я очень занята. Решено, что похороны будут завтра, в самом узком кругу.
- А церковный обряд состоится?
- Только краткая панихида и отпущение грехов... Я известила об этом лишь самых близких друзей и нескольких сотрудников мужа.
- В том числе Лусека?
- Я не могла поступить иначе.
- И Лепетра?
- Конечно. И личную секретаршу мужа, эту худенькую девушку, которую он называл Кузнечиком. На кладбище Иври мы поедем в трех машинах.
- Известно ли вам, где у вашего мужа хранилась личная переписка?
Последовала довольно долгая пауза.
- Представьте, я никогда об этом не думала и теперь пытаюсь сообразить. Оскар получал очень мало писем на домашний адрес. Ему чаще писали на набережную Шарантон. Вы имеете в виду какие-нибудь определенные письма?
- Ну, например, письма от друзей, от женщин.
- Если он их сохранял, они должны лежать в его личном сейфе.
- А где он находится?
- В гостиной, в стене за его портретом.
- У вас есть ключ?
- Вчера ваши люди доставили мне одежду, которая была на муже в среду. В одном из карманов оказалась связка ключей. Я заметила среди них ключ от сейфа, но потом об этом не думала.
- Не стану больше отнимать у вас время сегодня, но после похорон...
- Можете позвонить мне завтра, во второй половине дня.
- Настоятельно прошу вас ничего не уничтожать, ни малейшего клочка бумаги.
А вдруг ее охватит любопытство и ей уже сегодня захочется открыть сейф, чтобы взглянуть на эти пресловутые письма?..
Затем Мегрэ позвонил Кузнечику:
- Ну, как дела? В порядке?
- А почему бы им быть не в порядке?
- Я только что узнал, что вас пригласили на похороны.
- Действительно, пригласили, хоть и по телефону. Признаться, я этого не ожидала. Мне казалось, я ей неприятна.
- Скажите, есть у вас на набережной Шарантон сейф?
- Есть. На первом этаже. В комнате бухгалтерии.
- А у кого ключ?
- Ясно, у бухгалтера. Наверняка был и у патрона.
- Вы не знаете, хранил Шабю в этом сейфе свои личные бумаги, ну, скажем, письма?
- Не думаю. Получая частные письма, он тут же рвал их на клочки, либо совал в карман.
- Вам нетрудно на всякий случай справиться об этом у бухгалтера и сообщить мне? Я подожду у телефона.
Мегрэ воспользовался паузой, чтобы разжечь потухшую трубку. В конторе на набережной Шарантон послышались шаги, открылась и закрылась дверь, потом через несколько минут опять стук двери и шаги.
- Вы у телефона?
- Да.
- Я была права. В сейфе лежат только деловые бумаги и некоторая сумма наличных денег. Бухгалтер даже не знает, был ли у патрона ключ. Похоже, второй ключ находится у господина Лепетра.
- Благодарю вас.
- Вы тоже будете на похоронах?
- Вряд ли. Впрочем, меня никто не приглашал.
- Войти в церковь имеет право каждый.
Мегрэ повесил трубку. Голову по-прежнему ломило, но настроение было не таким мрачным, как утром. Поднявшись, комиссар пошел в комнату инспекторов, где Лапуэнт выстукивал на машинке свой рапорт. Печатал он двумя пальцами, но дело у него шло едва ли медленнее, чем у многих машинисток.
- У меня только чго был посетитель,- пробурчал Мегрэ.- Издатель книг по искусству.
- Чего ему надо?
- Хочет получить назад свои письма. С моей стороны непростительно было не подумать о личной корреспонденции Оскара Шабю. Среди них есть, конечно, весьма изобличительные. Например, от этого Кокассона, который требовал у него денег.