- Не попадал ли в вашего мужа когда-то, много лет назад, заряд охотничьей дроби?
- С тех пор как я его знаю, нет.
- Он не был охотником?
- Может, ему и случалось охотиться, когда он жил в деревне.
- Вы никогда не видели у него на животе не очень заметные шрамы, расположенные в виде дуги?
Она старалась вспомнить, нахмурила брови и наконец отрицательно покачала головой.
- Вы уверены?
- Я уже давно не видела его так близко.
- Вы любили его?
- Не знаю.
- Сколько времени он был вашим единственным мужчиной?
- Годы.
Она вложила в это слово особый оттенок.
- Вы познакомились очень молодыми?
- Мы из одной деревни.
- Откуда?
- Деревушка на полпути между Монтаржн и Жьеном, она называлась Буассанкур.
- Вы никогда больше не приезжали туда?
- Нет.
- С того времени, как сошлись с Омером?
- Мне было семнадцать, когда я уехала.
- Вы были беременны?
- На шестом месяце.
- Люди об этом знали?
- Да.
- Ваши родители тоже?
Все с той же простотой, в которой было нечто от галлюцинации, она сухо проронила:
- Да.
- Вы их больше не видели?
- Нет.
Лапуэнт, закончивший инструктировать Люкаса, вышел из кабины, утирая платком пот.
- Сколько я должен? - спросил Мегрэ. Она задала свой первый вопрос:
- Вы уходите?
И теперь он, в свою очередь, односложно ответил:
- Да.
4. Человек на крыше
Сидя перед следователем Комельо, Мегрэ не сразу решился - что с ним случалось не часто - вынуть из кармана трубку; наконец, как бы машинально и сохраняя самое невинное выражение лица, все-таки достал ее.
Несколько минут назад, после короткого доклада начальнику, комиссар прошел через небольшую дверь, отделявшую во Дворце правосудия помещения уголовной полиции от прокуратуры. Все скамьи в коридоре следователей были в этот час заняты, так как во двор недавно въехали две "салатницы", как здесь называют тюремные машины. Большинство тех, кто дожидался, сидя в наручниках между двух конвойных, были знакомы Мегрэ, и некоторые приветливо кланялись ему, пока он шел по коридору.
Следователь Комельо накануне несколько раз звонил комиссару. Это был худой, нервный человек, с черными, должно быть, крашеными, усиками и выправкой кавалерийского офицера. Первое, что он сказал Мегрэ, было:
- Изложите мне точно ход дела.
Комиссар послушно принялся перечислять находки, сделанные Виктором на дне канала Сен-Мартен; когда он упомянул, что голова так и не найдена, Комельо прервал его:
- Водолаз продолжает поиски?
- Я счел это бесполезным.
- Однако если туловище и конечности найдены в канале, то и голова должна быть где-то неподалеку.
Такие вот замечания и превращали служебные встречи с Комельо в сущее мучение для Мегрэ. Этот следователь не был единственным в своем роде, просто он наиболее полно воплощал в себе тип службиста, к которому комиссар питал глубокую антипатию. Его нельзя было считать дураком в общепринятом смысле; кто-то из адвокатов, кончавший курс вместе с Комельо, утверждал даже, что тот был одним из самых блестящих студентов своего выпуска.
Скорее всего, ум его просто был не способен примениться к некоторым сторонам реальной жизни. Он принадлежал к замкнутому кругу крупной буржуазии, с ее окостенелыми принципами и предрассудками, и не мог не судить обо всем с точки зрения этих принципов и предрассудков.
Комиссар терпеливо разъяснял:
- Прежде всего, господин следователь, Виктор знает этот канал, как вы или я знаем свои кабинеты. Он прошел по дну не менее двухсот раз, осмотрел его метр за метром. Он добросовестный малый, и если он говорит, что головы там нет...
- Мой водопроводчик тоже неплохо знает свое дело и слывет добросовестным малым. Это не мешает ему каждый раз, когда я его вызываю, доказывать, что в трубах не может быть никакой неисправности.
- Кроме того, в случаях, аналогичных нашему, редко бывает, что голову находят там же, где тело.
Комельо пытался понять; его острые глазки не отрывались от Мегрэ, пока тот продолжал:
- Объясняется это так. Насколько трудно установить, кому принадлежали разрозненные части тела - особенно, если они пробыли некоторое время в воде, настолько легко опознать голову. Поэтому логично предположить, что тот, кто хотел от нее отделаться, мог потрудиться и отнести ее подальше.
- Предположим.
Мегрэ незаметно вынул левой рукой кисет с табаком и ждал, когда внимание его собеседника отвлечется, чтобы набить трубку.
Теперь комиссар стал рассказывать о г-же Калас и баре на набережной Вальми.
- Как вы туда попали?
- Случайно, честно говоря. Мне нужно было позвонить, а в ближайшем баре телефон был возле стойки и без кабины.
- Продолжайте.
Мегрэ упомянул об отъезде Каласа, о поезде на Пуатье, об отношениях хозяйки с рассыльным Антуаном Кристеном и о шрамах в форме полумесяца.
- Итак, эта женщина утверждает, что ей неизвестно, были или не были у ее мужа эти шрамы? И вы ей поверили?
Одна мысль об этом возмущала Комельо.
- Если говорить откровенно, Мегрэ, я не понимаю, почему вы не вызвали эту женщину и рассыльного к себе в кабинет для допроса, которые обычно у вас проходят успешно? Вы же, я думаю, не поверили ни слову из того, что она вам рассказала?
- Я не был бы столь категоричен.
- Утверждать, что она не знает, куда уехал ее муж и когда вернется!..
Мог ли такой Комельо, живший в привилегированном квартале, в квартире с окнами на Люксембургский сад, разбираться в психике каких-то Каласов?
Тем временем Мегрэ улучил момент и чиркнул спичкой: трубка его задымилась. Комельо, не выносивший табака, тотчас устремил на трубку пристальный взгляд, что он делал всегда, когда кто-нибудь осмеливался закурить у него в кабинете, но комиссар твердо решил сохранять безмятежный вид.
- Возможно, она говорила не правду, - уступил он. - Возможно также, что это была правда. Мы выудили из канала куски безголового тела. Речь может идти о любом человеке от сорока пяти до пятидесяти пяти лет. Ничто пока не позволяет нам установить, чье это тело. Сколько человек такого возраста исчезло за последние дни и сколько уехало, не сообщив точно, куда они едут? Могу ли я вызывать к себе госпожу Калас и обращаться с ней как с подозреваемой только потому, что у нее есть привычка пить тайком и ее любовник - молодой человек, который развозит товары на велосипеде и убегает при виде полиции? Как мы будем выглядеть, если завтра или через час где-либо отыщется голова и окажется, что это не Калас?
- Вы установили наблюдение за ее домом?
- Жюдель, из Десятого округа, поставил на набережной одного человека. Вчера вечером, после ужина, я прогулялся в тех местах.
- Что-нибудь обнаружили?
- Ничего существенного. Я расспросил нескольких уличных девиц, которые попались мне навстречу. Ночью в этом квартале все выглядит иначе, чем днем. Мне особенно хотелось выяснить, не заметил ли кто-нибудь из них подозрительных хождений туда-сюда вблизи кафе в пятницу вечером и не слышал ли чего.
- Что-нибудь узнали?
- Не бог весть что. От одной женщины я все-таки узнал кое-что новое, только не успел еще это проверить.
Она сказала, что у жены Каласа есть другой любовник, человек средних лет, рыжий, который не то живет, не то работает в этом квартале. По правде говоря, особа, рассказавшая мне об этом, страшно зла на хозяйку бара за то, что она наносит ущерб подругам по ремеслу. "Если бы она еще брала деньги, - сказала мне эта девица, - никто не стал бы ее осуждать. Но с нею все обходится даром. В случае необходимости мужчины знают, куда обращаться. Надо только подождать, чтобы отвернулся хозяин. Я, конечно, сама не видела, но все говорят, что она никому не отказывает".