- Сейчас я буду нужна профессору. Он делает обход больных и...
- Я отниму у вас всего несколько минут. Она подумала, огляделась и указала на приоткрытую дверь:
- Можно зайти сюда.
В комнате было два стула, складная кровать и какие-то неизвестные Мегрэ инструменты, очевидно, хирургические.
- Давно ли вы виделись с родителями? Он отметил, что она чуть дрогнула при слове "родители".
- Я стараюсь бывать там как можно реже.
- Почему?
- Вы их видели?
- Я видел вашу мать.
Она ничего не добавила, видимо, считая объяснения излишними.
- Вы на них сердиты?
- Разве я могу сердиться на них за то, что они произвели меня на свет?
- Вы не были там в прошлую пятницу?
- В этот день меня не было в Париже. Это мой выходной, и я ездила с друзьями за город.
- Значит, вы не знаете, что ваш отец уехал?
- Почему бы вам не объяснить мне с самого начала причину? Вы спрашиваете меня о людях, которые официально считаются моими родителями, но они уже давно чужие для меня. А в чем, собственно, дело? С ними что-нибудь случилось?
Она закурила сигарету, заметив:
- Здесь можно курить. По крайней мере сейчас. Но комиссар не воспользовался приглашением.
- А если бы что-нибудь случилось с одним из них? Вы удивились бы?
Она посмотрела ему в глаза и отрезала:
- Нет.
- Что же, например, могло бы случиться?
- Что Калас забил до смерти мою мать. Она сказала не "отец", а "Калас".
- Он часто ее бьет?
- Не знаю, как теперь. Раньше - почти каждый день.
- И ваша мать молчала?
- Она только опускала голову под ударами. Я спрашивала себя: может, ей это нравится?
- Что еще могло бы произойти?
- Что она решится подлить ему яду в суп.
- Она его ненавидит?
- Я знаю только, что вот уже двадцать четыре года она живет с ним и не пытается от него уйти.
- Она несчастна, по-вашему?
- Видите ли, господин комиссар, я стараюсь вообще об этом не думать. Ребенком я мечтала только об одном - уйти оттуда. И как только смогла это сделать, ушла.
- Вам было пятнадцать лет, я знаю.
- Кто вам об этом сказал?
- Ваша мать.
- Значит, она жива.
Она подумала и подняла голову:
- Тогда он?
- Что вы хотите сказать?
- Она его отравила?
- Вряд ли. У нас даже нет точных данных, что с ним произошло несчастье. Ваша мать говорит, что он уехал в пятницу, после полудня, в окрестности Пуатье, где обычно закупает белое вино.
- Верно. Эти поездки были еще при мне.
- Так вот, из канала Сен-Мартен вытащили мертвое тело. Возможно, это он.
- Никто его не опознал?
- Пока никто. Опознать его трудно, потому что мы не нашли голову.
Люсетта даже не вздрогнула при этих словах - возможно, потому, что работала в больнице.
- Что с ним могло произойти, по-вашему? - спросила она.
- Не знаю. Ищу. К жизни вашей матери имеют отношение некоторые мужчины. Извините, что говорю вам об этом.
- Уж не думаете ли вы, что для меня это новость?
- Не был ли ваш отец когда-то, мальчиком или подростком, ранен зарядом охотничьей дроби в живот? На лице ее появилось удивление:
- Я никогда об этом не слыхала.
- И, конечно, никогда не видели шрамов?
- Если они на животе... - она чуть улыбнулась.
- Когда вы последний раз были на набережной Вальми?
- Подождите... Должно быть, с месяц назад.
- Калас был там?
- Я всегда старалась приходить, когда его нет дома.
- После обеда?
- Да. В это время он обычно играет на бильярде где-то в районе Восточного вокзала.
- У вашей матери не было тогда какого-либо посетителя?
- В тот день - нет.
- Вам было что-нибудь нужно от матери?
- Нет.
- О чем вы говорили?
- Не помню. О разных вещах.
- О Каласе шла речь?
- Вряд ли.
- Может быть, вы приходили попросить у матери денег?
- Вы заблуждаетесь, господин комиссар. Было время, когда я сидела без гроша и даже голодала, но и тогда я не клянчила у их двери. А теперь я хорошо зарабатываю, и мне подавно незачем это делать.
- Вы не помните, о чем вы говорили во время вашего последнего визита на набережную Вальми?
- Точно не помню.
- Среди мужчин, посещавших бар, вы не встречали румяного молодого человека, который ездит на трехколесном велосипеде?
Она отрицательно покачала головой.
- А рыжего мужчину средних лет? На этот раз она задумалась.
- У него на лице следы ветряной оспы? - спросила она.
- Не знаю.
- Если да, то это господин Дьедонне.
- Кто он такой?
- Я ничего о нем не знаю. Друг моей матери. Очень давний клиент кафе.
- Послеобеденный клиент? Она поняла:
- Я, во всяком случае, видела его после обеда. Может быть, это и не то, что вы думаете. Я ничего не утверждаю. Он производил впечатление человека тихого, такого представляешь себе сидящим вечером у огня, в домашних туфлях. Впрочем, я почти всегда видела его сидящим у печки, напротив моей матери. Они так давно были знакомы, что им уже незачем было стараться развлекать друг друга. Вы понимаете? Их можно было принять за старых супругов.
- Вы не знаете, где он живет?
- Я слышала, он говорил, вставая: "Мне пора на работу". Наверно, работает в том же квартале, но не знаю кем. Одевается он лучше, чем рабочие. Я приняла бы его скорее за конторщика.
В коридоре послышался звонок, и собеседница Мегрэ разом поднялась.
- Меня вызывают, - сказала она. - Извините, я должна идти.
- Возможно, я зайду еще к вам на улицу Сен-Луи.
- Я бываю там только вечером. Не приходите слишком поздно, я рано ложусь.
Мегрэ видел, как она на ходу покачала головой, подобно человеку, еще не вполне осознавшему новость.
- Извините меня, мадмуазель. Будьте добры, где выход?
Мегрэ выглядел таким растерянным, что молоденькая девушка у стола улыбнулась и проводила его по коридору до лестницы.
- Отсюда доберетесь сами. Сейчас вниз, налево и еще раз налево.
- Благодарю вас.
Он не решился спросить у нее, что она думает о Люсетте Калас. Он и сам затруднился бы сказать, что он о ней думает.
На обратном пути Мегрэ зашел выпить глоток белого в бистро напротив Дворца правосудия. Когда он вновь очутился в своем кабинете, там его уже ожидал Лапуэнт.
- Как дела у святых сестер? - спросил Мегрэ.
- Они были очень приветливы. Я сначала боялся, что мне там будет не по себе, но они меня встретили так, что...
- Выяснил что-либо о шрамах? Лапуэнт был не слишком удовлетворен результатом своего визита.
- Прежде всего, как и говорила нам госпожа Калас, врач, делавший операцию, умер три года назад. Монахиня в регистратуре нашла историю болезни Каласа. О шрамах там, естественно, не упоминается, зато я узнал, что Калас болел язвой желудка.
- Они оперировали ему язву?
- Нет. Перед операцией они делают полное обследование и результаты записывают.
- Об особых приметах там не упоминается.
- Ничего подходящего. Моя монашка расспрашивала других сестер, но никто из них уже толком не помнит о Каласе. Одна только вспомнила, что он молился перед наркозом.
- Он был католик?
- Нет, просто боялся. Таких подробностей святые сестрички не забывают, а шрамы у них в памяти не остаются.
Итак, дело не сдвинулось с места и безголовое тело по-прежнему оставалось неопознанным.
Может быть, следователь Комельо прав? Если труп, найденный в канале, и Омер Калас - одно и то же лицо, форсированный допрос его жены может дать очень ценные сведения. Очная ставка с Антуаном, парнем на велосипеде, тоже не прошла бы безрезультатно, прикажи Мегрэ вовремя его задержать.
- Что же нам делать? - тихонько спросил Лапуэнт, оробевший от мрачного вида Мегрэ.