— Он выглядит на четырнадцать лет, но лицо все в мелких морщинках, как у старика. Крутится и скачет, как уличный мальчишка. Может, поэтому его прозвали Кузнечиком. А поскольку рестораны, которые мы посетили в тот день, не произвели на приятеля впечатления, мы решили, что в «Пикрате» найдется нечто пикантное.
— Когда это было?
Лапуэнт подсчитал про себя и удивился, даже смутился от полученного результата:
— Три недели назад.
— Тогда ты и познакомился с Арлеттой.
— Она подсела за наш столик. Мой товарищ принял ее за шлюху. Потом мы даже поссорились на улице.
— Из-за нее?
— Да. Я сразу увидел, что она не такая, как другие.
Мегрэ слушал и, не торопясь, чистил трубку.
— И ты вернулся на следующую ночь.
— Я хотел извиниться за приятеля.
— А что он ей такого наговорил?
— Предлагал ей деньги, чтобы она с ним переспала.
— И она отказалась?
— Конечно. Я пришел пораньше, когда в кабаре еще почти никого не было. Она согласилась выпить рюмочку.
— Рюмку или бутылку?
— Бутылку. Хозяин не разрешает девушкам сидеть с гостями, если те заказывают только по рюмке. Я должен был взять бутылку шампанского.
— Понятно.
— Знаю, о чем вы подумали. Но она все-таки пришла к нам, а кто-то ее потом из-за этого задушил.
— Она говорила тебе, что ей грозит опасность?
— Прямого разговора на эту тему не было, но я чувствовал, что в ее жизни есть какая-то тайна.
— Какая, например?
— Это трудно объяснить. Все равно никто мне не поверит, ведь я ее… люблю… любил…
Последние слова он произнес тихо, поднял голову и посмотрел на комиссара, готовясь дать отпор. Но в глазах Мегрэ он не увидел и следа иронии.
— Я хотел, чтобы она изменила свою жизнь.
— Ты женился бы на ней?
Лапуэнт смешался:
— Я об этом не думал. Скорее всего, сразу не женился бы.
— Но не хотел, чтобы она показывала свое тело в кабаре?
— Я уверен, ей самой это было противно.
— Она так говорила?
— Это сложнее, патрон. Понимаю, у вас другая точка зрения. Я тоже знаю женщин из таких кабаков. Прежде всего, трудно понять, что она думает на самом деле: пила она много. А вы знаете, что эти женщины вообще не пьют. Иногда делают вид, чтобы раскрутить клиента, но им подают сироп вместо ликера. Разве не так?
— Так.
— А Арлетта пила, когда хотела. Почти каждый вечер. Иногда напивалась до такой степени, что перед ее номером мсье Фред должен был удостовериться, что она держится на ногах.
Лапуэнт так сжился с кабаре, что говорил «мсье Фред», как, наверное, называли хозяина его люди.
— Ты никогда не оставался там до утра?
— Она не разрешала.
— Почему?
— Потому что я ей сказал, что ухожу на работу рано утром.
— Ты признался, что работаешь в полиции?
Лапуэнт снова покраснел.
— Нет. Но рассказал о моей сестре, с которой я живу. Арлетта всегда напоминала мне, что пора идти. Я никогда не предлагал ей денег. Все равно она бы их не взяла. Позволяла мне заказывать только бутылку шампанского и выбирала подешевле.
— Тебе кажется, она была влюблена в тебя?
— Когда мы виделись в последний раз, я был в этом убежден.
— Почему? О чем вы разговаривали?
— Всегда о том же самом. О ней и обо мне.
— Она рассказывала, откуда она родом, чем занимаются ее родители?
— Она не скрывала, что у нее фальшивый паспорт, и говорила, что будет ужасно, если кто-нибудь узнает ее настоящую фамилию.
— У нее было образование?
— Не знаю. Она не говорила на эту тему. Не говорила вообще о своей жизни. Вспоминала только о человеке, который влиял на нее и от которого она никогда не освободится. Добавила, что уже слишком поздно. И что я не должен часто приходить, так как это причиняет ей боль. Поэтому мне и показалось, что она если еще не любила, то уже начинала меня любить. Во время нашей последней встречи она все время держала меня за руку.
— Она уже была пьяна?
— Может быть. Наверное, выпила, но отдавала себе отчет в том, что говорит. Я ее всегда видел такой: нетрезвая, подавленная, но… веселая.
— Ты спал с ней?
Лапуэнт посмотрел на комиссара почти с ненавистью:
— Нет!!!
— Но собирался?
— Нет!
— Она тебе не предлагала?
— Никогда.
— Намекала, что она девица?
— Она должна была терпеть притязания мужчин и презирала их. Почему?
— Все потому же.
— То есть?
— За то, что они с ней делали. Первый раз это случилось, когда она была почти девчонкой. Не знаю, при каких обстоятельствах это произошло, но душевную травму она получила. Ее преследовало это воспоминание. Она постоянно говорила о каком-то человеке, которого ужасно боялась.