— Она всегда торчит дома. Иногда по нескольку недель не выходила из спальни.
— Ответь на мой вопрос, только правду. Ты заходил когда-нибудь в квартиру, когда ее не было?
И снова Мегрэ почувствовал едва уловимое колебание.
— Нет.
Мегрэ пробурчал беззлобно:
— Врешь.
Мегрэ казалось, что воздух в его кабинете медленно, но неотвратимо становится таким же смрадным и затхлым, как в квартире графини на улице Виктор-Массе.
Комиссар хорошо знал синдромы наркомании: в отрыве от наркотика Филип был готов получить дозу за любую цену. И тогда ему приходилось проделывать то же, что и сегодня ночью, когда, собирая деньги на билет, лишенный человеческого достоинства, он клянчил у всех подряд. На самом дне Парижа, куда скатился, это было непросто. А графиня всегда имела достаточное количество наркотика. И если она не хотела делиться, нужно было просто подождать, когда ее не будет дома. Это было логично. Наркоманы шпионят друг за другом, ревнуют друг к другу, не чураются воровства, а иногда и доносов. Уголовная полиция часто была не в состоянии отличить телефонные звонки людей, желающих помочь следствию, от тех, кто хотел страшно отомстить себе подобным.
— Когда ты видел графиню последний раз? — спросил Мегрэ.
— Позавчера утром.
— А не вчера?
— Вчера с утра мне было плохо, и я весь день не вставал с постели.
— Что с тобой было?
— Я не принимал два дня.
— И графиня с тобой не поделилась?
— Клялась, что у самой ничего нет.
— Вы поссорились?
— Оба были в плохом настроении.
— И ты ей поверил?
— Графиня показала мне пустой ящик.
— Когда она приглашала доктора в последний раз?
— Не знаю точно. Звонила, кажется, и он обещал прийти.
— И больше ты к графине не возвращался?
— Нет.
— А теперь послушай: вчера, около пяти вечера мы нашли труп графини. Вечерние газеты уже были набраны, и информация о ее смерти была опубликована только сегодня. А ты провел всю ночь в поисках денег, чтобы сбежать в Бельгию. Откуда ты знаешь, что графиня мертва?
Филип хотел было запротестовать, но стушевался под тяжелым взглядом комиссара.
— Я подошел к ее дому и увидел людей на тротуаре.
— Во сколько это было?
— Вроде, в полседьмого.
Это было как раз в то время, когда Мегрэ находился в квартире графини, а один из полицейских стоял у парадного, чтобы держать зевак на расстоянии.
— Вынь все из карманов.
— Я уже вынимал… Инспектор Лоньон просил об этом.
— Вынь еще раз.
Филип достал грязный носовой платок, два ключа на колечке — один от чемодана, перочинный нож, кошелек, какие-то таблетки, бумажник, блокнот и шприц в упаковке.
Мегрэ взял в руки истрепанный пожелтевший блокнот со множеством адресов и телефонов. Фамилий было мало, в основном, имена или инициалы. Оскара не было.
— Когда ты узнал, что графиню задушили, то подумал, что подозрение может пасть на тебя?
— Так всегда и бывает.
— И ты решил удрать в Бельгию. У тебя там кто-нибудь есть?
— Я много раз бывал в Брюсселе.
— Кто дал тебе денег на билет?
— Друг.
— Кто именно?
— Я не знаю его фамилии.
— Знаешь.
— Доктор.
— Доктор Блош?
— Да. Я не мог нигде найти, а было уже три часа ночи, я все боялся, что меня арестуют. И позвонил ему из бистро на улице Коленкур.
— Что ты ему сказал?
— Что я — друг графини и что мне нужны деньги.
— И он сразу согласился дать денег?
— Когда я добавил, что, если меня арестуют, то у него будут неприятности.
— Значит, ты еще и шантажист. Ходил за деньгами к нему домой?
— Нет. Он ждал меня у подъезда.
— Ты ничего больше не просил?
— Доктор дал мне еще порцию.
— И ты сразу в воротах сделал себе укол. Это все? Ничего не скрываешь?
— Я ничего больше не знаю.
— Доктор — педераст?
— Нет.
— Откуда ты знаешь?
Филип развел руками, считая вопрос наивным.
— Ты голоден?
— Нет.
— Хочешь пить?
Губы Филипа дрожали. Он хотел, он очень хотел, но только совсем другого.
Мегрэ с усилием поднялся, еще раз открыл дверь в комнату инспекторов. Торранс, высокий, мускулистый, с ручищами, как у мясника, был на месте. Люди, которых допрашивал этот инспектор, не подозревали, что он и мухи не обидит.
— Иди сюда! — позвал его комиссар. — Закроешься с этим парнем и отпустишь его только тогда, когда он расколется. Неважно, завтра или через три дня. Когда устанешь, пусть тебя кто-нибудь сменит.