Комиссар вызвал еще двух инспекторов, кого не видел Филип в коридорах и кабинетах Уголовной полиции, собрал всю четверку в своем кабинете перед планом Монмартра и объяснил каждому его роль.
День клонился к закату. На бульваре Сен-Мишель уже зажгли фонари. Мегрэ сомневался, должны ли они ждать до ночи. Ведь когда на улицах будет совсем безлюдно, им будет гораздо труднее следить за осторожным и хитрым Бонвуазеном.
— Торранс, зайди ко мне на минутку.
Тот почти не владел собой:
— Я уже сыт по горло, патрон. Меня просто выворачивает наизнанку от этой мрази. Пусть теперь с ним поработают ребята с более луженым желудком, чем у меня.
— Сворачивайся через пять минут.
— Мы его отпустим?
— Не раньше, чем выйдет вечерний выпуск газет.
— Что общего с этим типом имеют вечерние выпуски газет?
— Они сообщат, что Филипа Мортемара допрашивали много часов, но безрезультатно.
— Понял.
— Поработай с ним еще немного, а потом нахлобучь на него шляпу и выбрось за дверь, предупреди только напоследок, чтобы он не вздумал творить глупости.
— Отдать ему шприц?
Торранс посмотрел на великолепную четверку инспекторов, которые выстроились перед комиссаром.
— Для этого вы и переоделись? Понятно!
Один из инспекторов отправился за такси, чтобы засесть в нем неподалеку от входа в здание полиции. Другие заняли заранее расписанные позиции.
Мегрэ еще должен был связаться с бригадой по борьбе с наркоманией и с комиссаром с Ла Рошфуко.
Около двери каморки, где велся допрос, он задержался, прислушался. Трубный голос Торранса обрушивался на Филипа:
— Даже в перчатках, я побрезговал бы к тебе прикоснуться, понял? Вдруг ты еще вздумаешь кончить у меня на глазах! А сейчас мы будем дезинфицировать кабинет. Забирай свои манатки и уматывай отсюда, паскудник этакий!
— Не трогайте меня!
— Я тебя и пальцем не коснулся, поганец.
— Но вы на меня кричите…
— Исчезни!
— Иду… Иду… Спасибо…
Открылись и закрылись какие-то двери. Коридоры управления постепенно опустели, лишь несколько человек терпеливо дожидались кого-то в слабо освещенном вестибюле.
Силуэт Филипа был хорошо виден в длинном задымленном коридоре: он походил в этот момент на муху, которая случайно залетев в комнату, ищет форточку, чтобы вновь обрести свободу.
Мегрэ наблюдал за ним через приоткрытые двери. Дождался, пока тот, наконец, спустится по ступенькам.
Комиссар отчетливо различал биение собственного сердца. Он поплотнее притворил дверь и отправился к Торрансу, который постепенно приходил в себя, подобно актеру, вернувшемуся со сцены в гримуборную. Он сразу заметил, что комиссар чем-то озабочен и неспокоен.
— Патрон, вы думаете, он его прикончит?
— Думаю, что попробует. Искренне надеюсь, что у него ничего не выйдет.
— Наверное, Филип сразу же помчится туда, где рассчитывает найти морфий.
— Наверное.
— Вы знаете, куда?
— К Блошу.
— И он ему даст?
— Я категорически запретил ему делать это. Надеюсь, он не осмелится ослушаться.
— Так значит…
— Не знаю. Сейчас я отправляюсь на Монмартр. Наши знают, где меня искать. Ты пока оставайся здесь. Если произойдет что-либо непредвиденное, звони в «Пикрат».
— Я сегодня уже обалдел от бутербродов, при таком режиме работы немудрено заработать и язву желудка. Но ладно. Это все-таки лучше, чем возиться с педиком.
Мегрэ надел пальто и шляпу, захватил со стола две остывшие трубки и спрятал их во внутренний карман пальто.
Прежде чем поймать такси, чтобы отправиться на улицу Пигаль, Мегрэ заглянул в пивную «Дофин», где выпил рюмку коньяку. Головная боль прошла, но он чувствовал, что сегодня заработает себе новое похмелье.
Глава VIII
В витрине уже не было фотографий Арлетты. На их месте висели фотографии другой девушки, старающейся повторить тот же номер. Похоже, что на ней было то же платье, в котором выступала Арлетта. Бетти оказалась права, когда говорила, что это нелегкое занятие. Это была молоденькая и пухленькая девушка, наверняка, красивее в жизни, чем на фотографии, в застывшем движении обнажения, вульгарная и бесстыдная. Как на порнографических открытках или ремесленных наглых ню, которые обычно подмигивают со стенок ярмарочных балаганов.
Мегрэ толкнул уже открытую дверь. Одна лампа освещала бар, другая горела в глубине зала, а посередине был темный круг. Фред в белом гольфе с закрытым горлом, в очках в толстой оправе читал вечернюю газету.