— Ну а на данном этапе дело не стоит того, чтобы думать.
— А какого вы мнения о рассказе Роналда Декстера? Его ведь зовут Декстер, не правда ли?
— Я еще не составил мнения о его рассказе; но он меня здорово позабавил.
— Он сказал правду: по времени действительно так и получается.
— Не сомневаюсь. Это совпадает также и с отъездом Мора в Европу.
— Что вы хотите этим сказать?
— Что Джоз Мак-Джилл родился за месяц до того, как Маленький Джон возвратился из Байонны. И что, с другой стороны, он родился через восемь с половиной месяцев после его отъезда.
— И что же из этого?
— А то, что он с успехом может быть сыном и того, и другого. Так что у нас есть выбор, как видите. Это очень удобно.
Извлечь из этого Мегрэ ничего не мог Просто сцена с клоуном, пребывающим в состоянии похмелья, привела его в хорошее настроение, а надутый как индюк Льюис был прямо-таки создан для того, чтобы это настроение поддержать.
— Я приказал поднять за те годы все акты о смерти, которые могли бы относиться к Джозефу Домалю и к Джесси.
— Если только они умерли, — рявкнул Мегрэ.
— Но если они живы — где они?
— А где все триста квартиросъемщиков, которые в те же годы жили в доме на Сто шестьдесят девятой улице?
— Если бы Джозеф Домаль был жив…
— Ну-ну!
— …он, наверное, позаботился бы о своем сыне.
— Если только это его сын.
— Но мы обнаружили бы его среди нынешних знакомых Джона!
— А почему? Разве то, что двое молодых дебютантов вместе сделали номер в мюзик-холле, связало их на всю жизнь?
— Ну а Джесси?
— Заметьте: я вовсе не утверждаю, ни что она жива, ни что жив Домаль. Но не исключено, что тот умер себе спокойно в Париже или в Карпантра[10], а Джесси и сейчас живет в какой-нибудь богадельне. А возможно, что все наоборот.
— Вы, наверное, шутите, комиссар?
— Какие тут шутки!
— Проследите за ходом моей мысли.
— А вы размышляли?
— Всю ночь. Итак, начнем с начала: ровно двадцать восемь лет назад три человека…
— Три «J»…
— Что вы сказали?
— Я говорю: три «J». Так мы их называем.
— Кто это — вы?
— Мы с ясновидящей и старым циркачом.
— Кстати, как вы и просили, я приказал их охранять. Но пока вокруг них ничего не произошло.
— Да теперь уж ничего и не произойдет, раз клоун нас «продал», как он выразился. Итак, мы остановились на трех «J» — Джоаким, Джозеф и Джесси. Двадцать восемь лет назад, как вы говорите, жили-были эти трое, а также четвертый по имени Анджелино Джакоми.
— Совершенно верно.
Лейтенант снова начал записывать. По-видимому, у него это превратилось в манию.
— А сегодня…
— А сегодня, — поспешно вставил американец, — мы снова имеем дело с тремя людьми.
— Но уже с другими. Во-первых, с Джоакимом, который в свое время стал Маленьким Джоном, с Мак-Джиллом и с другим молодым человеком, который, несомненно, является сыном Мора. Четвертый — Анджелино — еще два дня назад был жив, но, чтобы упростить решение проблемы, его убрали. Трое двадцать восемь лет назад и трое сегодня. Иначе говоря, двоих из группы, которых не хватает теперь, заменили другие.
— А ведь создается впечатление, что Мора боится своего так называемого секретаря Мак-Джилла.
— Вы так думаете?
— Капитан О'Брайен говорил, что вам тоже так показалось.
— По-моему, я высказал ему свое впечатление, что Мак-Джилл ведет себя в высшей степени самоуверенно и часто высказывается за своего патрона.
— Это одно и то же.
— Не совсем, — Идя к вам сегодня утром, я полагал, что вы с полной откровенностью скажете мне все, что думаете об этом деле. Капитан сообщил мне…
— Он что-нибудь еще говорил вам о моих впечатлениях?
— Нет, о своих. Он убежден, что у вас есть какая-то удачная мысль. Я надеялся, что, обменявшись мыслями…
— …мы придем к какому-то решению? Ну что ж! Вы ведь выслушали моего штатного клоуна.
— А вы поверили всему, что он говорил?
— Вовсе нет.
— По-вашему, он ошибся?
— Он выдумал красивый роман с любовной интригой. В данный момент Маленький Джон, Мак-Джилл, а быть может, и еще кое-кто должны здорово волноваться.
— У меня есть доказательство тому.
— Со мной поделитесь?
— Сегодня утром Мак-Джилл заказал каюту первого класса на пароходе, который отбывает во Францию в четыре часа. На имя Жана Мора.
— А вы не находите, что это вполне естественно? Молодой человек, у которого занятия в полном разгаре, внезапно уезжает из Парижа, бросает университет и едет в Нью-Йорк; папа же считает, что ему здесь делать нечего. И его отправляют туда, откуда он приехал.
— Это одна из возможных точек зрения.
— Видите ли, дорогой лейтенант, я прекрасно понимаю ваше разочарование. Вам говорили — и совершенно напрасно, — что я умный человек, который распутал известное количество уголовных дел. Мой друг О'Брайен, который любит иронизировать, должно быть, кое-что преувеличил. Так вот, во-первых, я не умен.
Забавно было видеть досаду полицейского, решившего, что над ним насмехаются; Мегрэ никогда в жизни не был столь чистосердечен.
— Во-вторых, я никогда не пытаюсь построить версию, прежде чем дело будет закончено. Вы женаты?
Льюис был озадачен столь неожиданным вопросом.
— Ну да!
— Причем, конечно, уже не первый год. И я убежден: вы считаете, что ваша жена не всегда вас понимает.
— Да, бывает и так.
— А ваша жена, со своей стороны, считает, что вы не всегда понимаете ее. И все же вы живете вместе, вместе проводите вечера, спите в одной постели, у вас есть дети… Две недели назад я слыхом не слыхал ни о Жане Мора, ни о Маленьком Джоне, не подозревал о существовании Джоза Мак-Джилла, и только вчера у одного старого калеки старуха ясновидица сообщила мне о некой Джесси. И вы думаете, что у меня могли появиться о каждом из них какие-то мысли? Я во всем этом плаваю, лейтенант. Конечно, оба мы плаваем. Но разница в том, что вы боретесь с волной, вы стараетесь плыть в определенном направлении, тогда как я плыву по течению, хватаясь то там, то сям за попавшуюся ветку. Я жду телеграмму из Франции. О'Брайен, конечно, сказал вам об этом. И так же, как вы, я жду результатов расследования, которое произвели ваши люди, поднявшие акты о смерти, разрешения на брак и так далее. А пока мне ничего не известно… Да, скажите, в котором часу отправляется пароход во Францию?
— Хотите уехать?
— Нет, хотя это было бы самое благоразумное, Погода прекрасная. За то время, что я в Нью-Йорке, это первый солнечный день. Я прогуляюсь — поеду в порт к отплытию Жана Мора, и мне будет приятно пожать руку мальчугану, с которым я имел удовольствие совершить чудесную поездку по морю.
Он встал, взял пальто и шляпу, а разочарованный полицейский нехотя закрыл записную книжку и положил ее в карман.
— Может, выпьем по коктейлю? — предложил комиссар.
— Не обижайтесь на меня за отказ, но я не пью.
В больших глазах Мегрэ мелькнул огонек. Он чуть было не брякнул: «Я мог бы в этом поклясться», — но вовремя спохватился и промолчал.
— Смотрите-ка, моего сицилийца нет на посту! Наверно, они думают, что теперь, раз Декстер куплен, нет необходимости следить за моими разъездами.
— У меня машина, комиссар. Подвезти вас?
— Нет, благодарю.
Мегрэ хотелось прогуляться. Он спокойно дошел до Бродвея, затем до улицы, где надеялся отыскать «Данки-бар». Сперва было ошибся, но потом узнал фасад и вошел в зал, в эту пору почти пустой.
В конце стойки, смакуя маленькими глотками двойную порцию виски, писал статью тот самый журналист с желтыми зубами, к которому Мак-Джилл и боксер-детектив обратились в день приезда Мегрэ. Он поднял голову, узнал Мегрэ, сделал недовольную гримасу, но все же кивнул головой.