Вместо ответа, посетитель что-то пробормотал, бросив на комиссара испуганный и беспомощный взгляд.
- Вы в курсе дела?
- В курсе чего?
Он казался удивленным, смущенным и даже несколько разочарованным.
- Я думал, что вам уже все известно. Я уехал из Сен-Андре вчера вечером, когда уже прибыл репортер. Ехал ночным поездом, а как только добрался, сразу пришел сюда.
- Зачем?
Вид у человека был достаточно разумный, но, конечно, слишком взволнованный. И он явно не знал, как начать свой рассказ. Мегрэ его как-то подавлял. Репутация комиссара, очевидно, была ему известна давно, и он видел в нем нечто вроде Отца-Спасителя.
Вероятно, издали ему все казалось проще. Теперь же, когда этот человек сидел с ним по плоти, покуривая трубку и пуская клубы дыма, поглядывая несколько безразлично, это уже выглядело по-другому.
Таким ли он себе его представлял? И не начал ли он уже жалеть о своей поездке сюда?
- Наверное они думают, что я сбежал, - горько улыбнувшись, нервно заговорил он. - Если бы я был виновен, как они убеждены, и хотел удрать, разве я пришел бы сюда?
- Мне трудно что-либо ответить вам, пока я не знаю сути дела, - сказал Мегрэ. - Так в чем же вас обвиняют?
- Будто бы я убил Леони Бирар.
- И кто обвиняет?
- Да вся деревня, причем более-менее открыто. Лейтенант из жандармерии не решился меня арестовать. Он даже сам мне признался, что улик недостаточно, но, в то же время, просил не выезжать никуда.
- Тем не менее, вы уехали?
- да.
- Почему?
Посетитель был слишком напряжен, чтобы долго высидеть на одном месте, поднялся и пробормотал:
- Вы позволите?
Он не знал, как себя вести, как держаться.
- Иногда я спрашиваю себя, что со мною будет?
Он вынул из кармана сомнительной чистоты носовой платок и вытер им пот со лба. Платок весь пропах поездом и потом.
- Вы завтракали?
- Нет, я очень смешил добраться сюда. Боялся, что меня арестуют раньше, понимаете?
- Почему же вы приехали именно ко мне.
- Потому что я верю вам. Я знаю, что если вы захотите, то найдете истину.
- И когда же эта дама... как вы её назвали?
- Леони Бирар. Это наша бывшая почтовая работница.
- И когда же она умерла?
- Ее убили во Вторник утром. Позавчера. Где-то после десяти часов.
- И вас обвиняют в убийстве?
- Вы же сами родились в деревне, я читал об этом в каком-то журнале. Там же прошла и большая часть вашей молодости. Вы знаете, как это случается в небольших селениях. А в Сен-Андре насчитывает всего триста двадцать жителей.
- Минутку. Преступление, о котором идет речь, было совершено в Шаранте?
- Да, в пятнадцати километрах к северо-востоку от Ла-Рошели, неподалеку от мыса Эгвийон. Знаете, где это?
- Немного представляю. Но должен заметить вам, что я отношусь к парижской уголовной полиции, а её юрисдикция не распространяется на Шарант.
- Я думал над этим..
- Но, в таком случае...
На человеке был одет его лучший костюм, хотя и довольно поношенный; воротник у рубашки потертый.
Стоя посреди кабинета, он, наклонив голову, уставился в ковер.
- Конечно..., - вздохнул он.
- Что вы хотите этим сказать?
- Я был не прав. Не знаю. Это мне просто показалось естественным.
- Что, естественным?
- Приехать под вашу защиту.
- Под мою защиту? - удивился Мегрэ.
Гастен решился наконец посмотреть на комиссара. Вид у него был таким, как будто он не понимал, что с ним.
- Там, если даже меня арестуют, то могут быстренько расправиться.
- Они так вас не любят?
- Нет.
- Тогда почему же?
- Прежде всего потому, что я учитель и секретарь мэрии.
- Что-то не понимаю.
- Вы просто давно уехали из деревни. Теперь у них у всех есть деньги. Они все фермеры или занимаются разведением и сбором устриц. Вы знаете, что это такое?
- Наверное сбор раковин на отмелях.
- Ну да. Мы как раз находимся в центре района, где разводят и собирают устриц. У каждого в собственности небольшой участок отмели. И это дает очень приличный доход. Они - богаты. Почти у каждого легковая машина или грузовичок. А знаете, какой они подоходный налог платят? И сколько среди них платит?
- Полагаю, что немногие.
- Да никто не платит! Во всей деревни платим налог только мы с доктором. И, конечно, именно меня они обзывают бездельником. И воображают, что они меня содержат, платят мне. Когда я возмущаюсь тем, что их дети не посещают школу, они отвечают, что я лезу не в свое дело. А когда я требую, чтобы дети их здоровались со мной на улице, они начинают воображать, что я мню себя, по меньшей мере, префектом.
- Расскажите мне о деле Леони Бирар.
- Вам, действительно, интересно?
В его взгляде зажглась надежда и он как бы обрел даже некоторую твердость. Он заставил себя сесть, заставил более четко говорить, но не мог полностью подавить дрожь в голосе от волнения.
- Прежде всего вам надо понять расположение деревни. На словах это трудно объяснить.
"Как почти везде, школа находится за мэрией. Я там и живу с другой стороны двора и располагаю тоже небольшим участочком. Позавчера, во Вторник, погода была такая же, как и сегодня. Настоящая весна, да и вода стояла не высоко.
- Это важно?
- Когда низкая вода, прилив невысок, то ни устриц, ни других раковин не собирают. Понимаете?
- Да.
- В стороне от школьного двора, располагаются сады, а последним из других домов, является домик Леони Бирар.
- Сколько ей лет?
- Шестьдесят шесть. Мне, как секретарю мэрии, известен возраст всех жителей деревни.
- Конечно.
- Восемь лет тому назад она вышла на пенсию, и мало помалу становилась все более беспомощной. Она уже не выходила на улицу, да и внутри передвигалась с палкой. И все же она была скверной женщиной.
- Это почему же?
- Она ненавидела весь мир.
- Почему?
- Этого я не знаю. Может быть потому, что оставалась старой девой. Была у неё племянница, которая долго жила с нею пока ни вышла замуж за жестянщика Жюльена.
В какой-либо иной день такого рода история возможно и утомила бы Мегрэ, но в это утро, когда в окно лилось солнце, неся тепло весны и дымилась трубка, он слушал её, чуть улыбаясь и вспоминая другую деревню, где тоже имели место свои драмы, в которых участвовали почтовая служащая, учитель и сельский полицейский.
Обе женщины больше не встречались, поскольку Леони не хотела, чтобы её племянница выходила замуж. Она даже не хотела видеть доктора Бресселя, которого обвиняла в том, что он будто бы пытался её отравить своими лекарствами.
- А он, действительно, пытался её отравить?
- Конечно, нет! Я ведь все это вам рассказываю, чтобы показать, что это за женщина, или, точнее, что это была за женщина. В те времена, когда она ещё работала на почте, Леони вечно подслушивала телефонные разговоры, читала открытки и таким образом была в курсе секретов каждого. Из-за неё чаще всего происходили ссоры в семьях и между соседями.
- Из-за этого её не любили.
- Конечно, не любили.
- В таком случае...
Казалось, Мегрэ хотел сказать, что в таком случае дело становится ясным, поскольку, раз эта ненавидимая женщина умерла, то все вздохнули с облегчением.
- Но меня... меня они тоже не любят.
- Из-за того, что вы мне уже рассказали?
- Из-за этого и из-за остального. Я ведь нездешний. Я родился в Париже на улице Коленкур в XVIII округе, а моя жена на улице Ламарк.
- Ваша жена живет вместе с вами в Сен-Андре?
- Мы живем вместе, и у нас сын, которому тринадцать лет.
- Он ходит в вашу школу?
- Другой у нас нет.
- Товарищи не любят его за то, что он сын учителя?
Мегрэ это тоже было знакомо. Это напоминало ему его собственное детство. Сыновья арендаторов не любили его, поскольку отец был управляющим и собирал деньги с их отцов.