— Считаю, да.
— Поскольку имело место преступление, в момент шарканья ног в тридцати метрах от вашего дома стояли, как минимум, два человека. Вы следите за моей мыслью?
— Не так уж это трудно.
— И вы ясно слышали, что ушел оттуда только один?
— Я уже говорил об этом.
— А когда вы осознали, что они приближаются? Вместе ли они шли? От улицы Репюблик или со стороны Марсова поля?
Шабирон пожал плечами. А Эмиль размышлял, его взгляд ужесточился.
— Я не слышал, как они подходили.
— Ну не воображаете же вы, что они долгое время торчали под дождем, причем один дожидался, когда ему будет сподручнее прихлопнуть другого?
Учитель сжал кулаки:
— И это все, что вы нашли в ответ на мое заявление? — процедил он сквозь зубы.
— Не понимаю, о чем вы.
— Вас смущает, что задевают кого-то из вашего круга. Но ваш вопрос несостоятелен. Я не обязательно слышу всякого, кто шныряет по улице, точнее, не обращаю на это внимания.
— И все же…
— Может, позволите мне сначала закончить вместо того, чтобы впутывать меня в это дело? До тех пор, пока не раздалось это топанье, у меня не было оснований придавать какое-либо значение тому, что происходит снаружи. И напротив, после этого я насторожился.
— И вы утверждаете, что с момента, когда тело упало на тротуар, и до той минуты, как несколько человек прибежали из кафе «У почты», никто больше по улице не проходил?
— Никаких больше шагов не раздавалось.
— Вы отдаете себе отчет в важности вашего сообщения?
— Я не собирался делать каких-либо заявлений. Но пришел инспектор и стал задавать мне вопросы.
— До беседы с ним вы не представляли себе значения того, что вы излагаете сейчас как свидетель?
— Я и понятия не имел о показаниях доктора Верну.
— А от кого вы о них узнали? Никто не вызывал доктора Верну на допрос.
— Скажем так, я не ведал о том, что он рассказал.
— Вас об этом проинформировал инспектор?
— Да.
— Вы поняли?
— Разумеется.
— И я предполагаю, что вы были рады возможности произвести такой фурор? Вы ненавидите семейство Верну?
— Их и всех тех, кто похож на них.
Следователь повернулся к инспектору и очень холодно осведомился:
— Жена Шалю подтверждает слова супруга?
— Частично. Я не доставил ее сюда потому, что она хлопочет по хозяйству, но могу это сделать хоть сейчас.
Они действительно легли спать в половине десятого. Она уверена в этом, поскольку заводила будильник, как всегда делает по вечерам. Они немного поговорили. Потом мадам Шалю заснула и только тогда проснулась, когда почувствовала, что мужа нет рядом. И увидела, что тот стоит у окна. В этот момент часы показывали десять с четвертью, и вокруг тела стояли люди.
— Кто-нибудь из четы Шалю спускался вниз?
— Нет.
— Им не было интересно выяснить, что там происходит?
— Приоткрыв окно, они услышали, что убит Гобийяр.
Шабо по-прежнему избегал смотреть на Мегрэ и выглядел обескураженным. Он как-то неубедительно задал еще несколько вопросов.
— Кто-нибудь еще из проживающих на этой улице подтверждает то, что поведал нам месье Шалю?
— До настоящего времени нет.
— А вы их всех опросили?
— Только тех, кого застал сегодня утром дома. Некоторые уже ушли на работу. Два-три человека ходили вчера в кино и ни о чем не осведомлены.
Шабо взглянул на учителя:
— Вы лично знакомы с доктором Верну?
— Я никогда с ним не разговаривал, если ваш вопрос подразумевает это. Но на улицах, как и все горожане, частенько встречал его, знаю, как он выглядит.
— Вы к нему не питаете какой-либо особой враждебности?
— Я уже ответил вам насчет этого.
— А к суду вы, случаем, не привлекались?
— Меня раз двадцать, не менее, задерживали в ходе политических манифестаций, но всегда, продержав ночь в кутузке и, понятно, допросив с пристрастием, выпускали.
— Я говорю не о том.
— Понимаю, что это вас не интересует.
— Вы настаиваете на вашем теперешнем заявлении?
— Да, если даже оно вам не по вкусу.
— Речь не обо мне.
— Но о ваших друзьях.
— Вы настолько уверены в том, что услышали вчера вечером, что, не колеблясь, готовы послать кого-то на эшафот или на каторжные работы?
— Убил не я. Тот, кто это сделал, не постеснялся лишить жизни вдову Жибон и беднягу Гобийяра.
— Вы забыли упомянуть Робера де Курсона.
— На этого мне начхать.
— Итак, я вызываю судебного секретаря, дабы он снял с вас письменные показания.
— Как вам будет угодно.
— Затем мы заслушаем вашу супругу.
— Ее слова не будут противоречить моим.
Шабо уже протянул руку к кнопке электрического звонка под письменным столом, когда неожиданно раздался голос Мегрэ, о присутствии которого все уже почти позабыли. Он мягко спросил преподавателя:
— Вы страдаете бессонницей, месье Шалю?
Тот живо повернул голову в сторону комиссара:
— На что это вы намекаете?
— Да ни на что. Я ведь не ослышался, когда вы недавно заявили, что засыпаете с трудом, и это объясняет то обстоятельство, что, улегшись в кровать в девять тридцать, вы и в десять еще бодрствовали.
— Меня этот недуг мучает вот уже несколько лет.
— Советовались с врачом?
— Я их не жалую.
— И не пытались как-то бороться с такой напастью?
— Прибегаю к таблеткам.
— Ежедневно?
— А разве это преступление?
— А вчера вы их принимали на ночь?
— Как всегда, пару.
Мегрэ едва сдержал улыбку при виде ожившего на глазах друга, распрямившегося, точно наконец-то орошенное после длительной засухи растение. Следователь не смог удержаться от соблазна вновь взять инициативу на себя.