Его провожали взглядами, и комиссару казалось, что он читает на их лицах молчаливый вопрос. Предпримет ли он что-нибудь эффективное? Или же незнакомец и впредь будет безнаказанно убивать людей?
Некоторые робко приветствовали его, словно бы желая сказать: «Мы знаем, кто вы. У вас репутация человека, который успешно завершал самые трудные расследования. И вы не позволите некоторым видным горожанам дать себя охмурить».
Он чуть было не заскочил в кафе «У почты» выпить пива. К сожалению, там уже оказалось не меньше дюжины посетителей, и все они повернулись в сторону Мегрэ, стоило тому приблизиться к двери, а у него не было никакого желания уже сейчас начинать отвечать на вопросы, которые ему непременно начнут задавать.
Стремясь попасть в квартал казарм, следовало пересечь Марсово поле — обширный пустырь, окаймленный недавно посаженными деревьями, которые зябко вздрагивали от порывов ветра.
Он пошел по той же улочке, что и доктор накануне вечером, той самой, на которой лишился жизни Гобийяр. Пройдя мимо одного из домов, он услышал громкие голоса, доносившиеся с третьего этажа. Здесь, вероятнее всего, и жил учитель Шалю. А сейчас к нему подтянулись дружки, дабы узнать новости, и они жарко о чем-то спорили.
Комиссар прошел по Марсову полю, обогнул казарму, повернул направо и стал рыскать взглядом в поисках большого запущенного дома, описанного ему Шабо.
Действительно, таковой имелся — на безлюдной улице, между двумя пустырями. Сейчас уже было трудно угадать, что в нем размещалось раньше — то ли склад, то ли мельница, если не маленькая фабрика? На тротуаре играла стайка ребятишек. Другие, совсем еще малыши с голыми попками, ползали по коридору. В приоткрывшуюся дверь просунулась голова женщины-толстухи со спадавшими на спину волосами, она о комиссаре Мегрэ уж точно ничего и никогда не слышала.
— Чего вы ищете?
— Мадемуазель Сабати.
— Луизу?
— Да, кажется, так ее и зовут.
— Тогда обогните дом и заходите с черного хода. Поднимитесь по лестнице. Упретесь в дверь, она одна, других нет. Там и живет Луиза.
Комиссар сделал все в точности так, как ему посоветовали, задел походя баки для мусора, перешагнул через отбросы, в этот момент во дворе казармы пропела труба.
Дверь, о которой ему говорили, была распахнута. Крутая, без перил лестница привела его на этаж на другом, чем остальные квартиры, уровне, и он постучал в окрашенную голубым филенку.
Сначала никто не ответил. Стукнул посильнее, услышал женские шаги, передвигались в старых туфлях со стоптанными задниками; он был вынужден еще раз двинуть кулаком, пока изнутри не послышался голос:
— В чем дело?
— Мадемуазель Сабати?
— Что вам надо?
— Поговорить с вами. — И добавил на всякий случай: — Я от доктора.
Она опять куда-то удалилась, наверное, накинуть на себя что-то более подходящее случаю. Когда наконец дверь открылась, выяснилось, что женщина была одета в домашний с цветастыми узорами халат из плохо выделанного хлопка, под которым, кроме ночной рубашки, по-видимому, ничего не было. На голых ногах болтались шлепанцы, черные волосы взлохмачены.
— Вы спали?
— Нет.
Она недоверчиво осмотрела его с ног до головы. Позади нее, с крохотной лестничной площадки, просматривалась комната, пребывавшая в полнейшем беспорядке, хозяйка так и не приглашала его зайти.
— Что он велел мне передать?
При этом она повернула голову чуть в сторону, и стал виден синяк вокруг левого глаза — отнюдь не первой свежести, уже начавший желтеть.
— Не бойтесь. Я ваш друг. Всего лишь хотел бы немного поговорить с вами.
Она все же решилась пропустить незнакомого ей мужчину, но, надо полагать, только потому, что внизу, на ступенях лестницы, появились двое-трое мальчишек, наблюдавших за происходившим.
Квартира состояла из спальной с неудобной кроватью — это он углядел еще с порога — и кухни. Там, на столе, лежал раскрытый томик какого-то романа, рядом стояла чашка с остатками кофе с молоком, на тарелке лежал кусочек масла.
Луизу Сабати нельзя было назвать красавицей. В черном платье с белым передником она, должно быть, выглядела всегда утомленной, как это типично для большинства горничных в провинциальных гостиницах. И все же в ней проглядывало что-то привлекательное, нечто почти патетическое таилось в ее лице с темными, полными внутренней напряженности глазами.
Она освободила для него стул.
— Вас действительно послал Ален?
— Нет.
— Ему неизвестно, что вы тут?
Произнося эти слова, он бросила испуганный взгляд на дверь, сама и не собиралась садиться, держалась сторожко, в полной готовности оказать сопротивление.
— Не надо меня бояться.
— Вы из полиции?
— И да, и нет.
— Что случилось? Где Ален?
— Вероятно, у себя дома.
— Вы уверены в этом?
— А почему должно быть иначе?
Она прикусила губу так сильно, что выступила кровь.
Было заметно, что она очень нервничает, причем болезненно. На какое-то мгновение у Мегрэ промелькнула даже мысль, уж не принимает ли Луиза наркотики.
— Кто вас навел на меня?
— Вы давно любовница доктора?
— Кто-то смолол языком, да?
Он напустил на себя самый благодушный, какой только смог, вид, впрочем, принуждать себя выказать ей симпатию надобности у Мегрэ вовсе не было.
— Вы только что встали? — спросил он вместо ответа.
— А вам-то какое дело?