- Я иду по одному и тому же следу с того момента, как возобновились эти грабежи.
- Без всякого результата?
- У меня нет еще никаких улик, это верно... Я жду какой-нибудь ошибки, неосторожности, какого-нибудь маленького и незначительного с виду факта, который позволил бы мне начать действовать.
- Сегодня утром вы не пошли к своему дантисту, но были у врача на улице Акаций, хотя ваши зубы в абсолютном порядке. Не подозреваете ли вы, что этот дантист замешан каким-то образом в краже драгоценностей?
- Нет.
- Ваш второй визит вы нанесли в дом напротив...
- Где живет один из моих осведомителей...
- Вы говорили с ним о краже драгоценностей?
- Нет.
- Послушайте, Мегрэ. Вы знаете, что, когда я начал здесь работать, я испытывал восхищение вами как человеком и как полицейским... Ничего не изменилось... Как я уже вам сказал, я поставлен перед необходимостью играть роль, которая мне не нравится...
Вчера вас вызывали к префекту полиции. Он говорил с вами об одном деле, которое меня не касается и которое мне известно лишь в самых общих чертах. Прежде чем расстаться с вами, он настойчиво рекомендовал вам не заниматься этим делом, ни с кем о нем не говорить. Даже со своими коллегами и инспекторами.
Это верно?
- Верно.
Шеф бросил взгляд на бумагу, лежавшую перед ним.
- Вчера, однако, после беседы с префектом вы заперлись в своем кабинете и просидели там до трех часов дня. Потом отправились в маленькое бистро на улице Сены под вывеской "У Дезире". Немного позднее вас видели в отеле на улице Эколь, где вы в течение нескольких минут разговаривали с хозяйкой отеля. Эти два места имеют какую-нибудь связь с тем делом, которым вам запретили заниматься?
- Да.
- Затем вы в сопровождении инспектора Жанвье отправились на улицу Акаций, где провели довольно длительное время у подозрительного субъекта по имени Манюэль Пальмари.
- Полагаю, господин директор, наблюдение за мной вела, как ее называют газеты, параллельная полиция?
Он не назвал шефа патроном, как делал обычно. В нем поднималась волна отвращения. Ко всему, еще и солнце добралось до его кресла и лицо стало влажным...
Ролан Блютте сделал вид, что не слышал вопроса.
- Вернувшись на Набережную, вы вызвали к себе в кабинет старого инспектора по фамилии Барнакль, которому дали одно поручение. Он должен был сфотографировать особу, которой префект полиции...
- Запретил мне заниматься.
- Немного позднее вы очутились в маленьком баре на улице Месье-ле-Пренс в обществе инспектора Люка и одного из швейцаров Сорбонны. Разговор у вас шел о краже драгоценностей?
- Нет.
- Значит, о молодой девушке, о которой я говорил?
- Да.
- Вы случайно повели мадам Мегрэ обедать в ресторан на авеню Гранд-Арме?
- Нет.
- Это правда, что, расспрашивая некоего Лендри, вы сумели уговорить его показать вам список членов клуба?
- Все совершенно верно, господин директор. Признаюсь, мне не пришло в голову убедиться в том, что за мной никто не следит. До сих пор я жил по другую сторону барьера.
- Если вас это интересует, смею вас заверить, что я никакого отношения к этой слежке не имею и что только сегодня утром мне стало известно то немногое, что я знаю об этом деле. По-видимому, ему придают большое значение в высших сферах. Я только исполнитель.
И я должен выполнить до конца миссию, которую на меня возложили.
- Вы желаете, чтобы я вам подал письменные объяснения?
- Не делайте мою задачу еще более трудной, Мегрэ. Я не очень горжусь ею, поверьте.
- Охотно этому верю.
- Мне остается сказать, что в течение двадцати четырех часов вы использовали трех подчиненных вам инспекторов для своих личных дел. Я не думаю, чтобы к ним были применены какие-либо санкции, так как эти люди ничего не знали о вашей беседе с префектом полиции. Мне остается... Директору тоже стало жарко, и он вытер лоб платком. - Мне остается сказать вам... Вы нуждаетесь в отдыхе... Вы очень много работали последнее время без всякого отпуска... Вы подадите заявление с просьбой об отпуске по болезни, который будет длиться до того времени, пока не закончится следствие по вашему делу... - Директор с трудом договорил до конца.
Он не смел поднять глаза на человека, сидевшего перед ним. У него было такое чувство, будто он нанес ему смертельную рану. - Это, по-видимому, продлится не более нескольких дней. Согласно уставу, вам дадут возможность защищаться. Насколько мне известно, вы уже изложили письменно свою версию происшедшего.
Мегрэ с трудом поднялся:
- Благодарю вас, господин директор. - Затем, к большому удивлению шефа, он направился к одному из окон. - Полагаю, их снова можно открыть?
Мегрэ открыл одно за другим все три окна, постоял несколько минут, чтобы вдохнуть знойный уличный воздух.
- Ваш отпуск начнется с настоящего момента, не так ли?
Мегрэ кивнул в знак согласия и вышел. Шеф не протянул ему руки, но держал ее немного выдвинутой, готовой схватить руку комиссара, если тот протянет свою.
Но комиссар не протянул руки. Он сразу прошел в кабинет инспекторов.
- Люка! Жанвье!
Барнакля не было на месте.
- Зайдите ко мне, ребята. Вам придется некоторое время поработать без меня.
Жанвье побледнел. Челюсти его так сжались, что он не мог произнести ни слова.
- Я устал, возможно, болен. Администрация - добрая фея - проявляет заботу о моем здоровье и разрешает мне отдохнуть.
Он шагал по кабинету, желая скрыть от своих помощников влажные глаза.
- Продолжайте заниматься драгоценностями. Вы оба знаете, что я думаю об этом деле. - Мегрэ положил потухшую трубку в большую стеклянную пепельницу и набил табаком другую. - Там, в высоких сферах, известны все ваши поступки, начиная со вчерашнего дня. А также и мои, разумеется. Надо предупредить Барнакля, как только он вернется. Скорее всего, за вами будут продолжать следить, как следили за мной. Если вас накажут, мне это не поможет, скорее повредит. Поэтому забудьте все, что вы знаете об этом деле. - Он улыбнулся. - Вот и все! Я кончил.
Для меня это оказалось менее трудным, чем для моего шефа... - Мегрэ направился к креслу, где оставил шляпу. - До свидания, дети мои!
Жанвье первым обрел дар речи:
- Вы знаете, патрон...
- Да?
- Я был в "Золотом бутоне". Показал фотографию...
Никто ее там не знает...
- Это теперь уже не имеет значения...
- Вы оставляете дело?
- Вы так плохо обо мне думаете?
- Хотите сказать, что будете продолжать его совсем один, без всякой помощи? К тому же за каждым вашим шагом следят!
- Я попробую...
Сейчас они оба улыбались, не зная, как выразить переполнявшие их чувства.
- Ну-ну... Никаких сентиментальностей... Скоро увидимся...
Мегрэ быстро пожал им руки и направился к двери.
Через несколько минут он уже спускался по широкой лестнице уголовной полиции.
Когда он вышел из подъезда, ему отдали честь двое часовых. Он ответил им с оттенком иронии. Как странно увидеть окружающее совсем другими глазами - глазами свободного человека!
Ему совершенно нечего было делать. И совершенно безразлично, повернуть направо или налево.
Возможно, за ним сейчас пойдет один из рыбаков, удивших неподалеку. А может быть, тот шофер серой машины, которая стоит в ста метрах отсюда.
Он решил повернуть направо. Когда через несколько минут он вошел в пивную "У дофины" и хозяин приветливо пожал ему руку, у Мегрэ был такой же вид, как и в другие дни.
- Как дела, комиссар?
- Прекрасно!
- Что вы будете пить?
- Я как раз об этом думаю...
Ему не хотелось пить обычный аперитив. Он вспомнил, что, когда он только приехал в Париж, в моду входил новый напиток. В течение года или двух это был его самый любимый аперитив.
- Существует еще мандарин-кюрасо?
- Ну конечно. Его теперь редко спрашивают, молодежь даже не знает, что это такое, но мы всегда держим бутылочку на полке... Ломтик лимона?