В зале появились юноши и девушки — слишком хорошо одетые и ухоженные, чтобы быть путешественниками. Они подходили к диванчикам и вели с гостями тихие беседы. Некоторые пары после этого удалялись рука об руку.
Парень с золотисто-каштановыми волосами до плеч приблизился к Нифении. Он прошептал ей что-то на ухо, и она рассмеялась. Через минуту они уже танцевали вместе.
— Тебя что-то беспокоит, малыш? — спросила Фериус.
— Нет. Все отлично.
Рейчис вспрыгнул ко мне на плечо и понюхал шею.
— Ревность. Пахнет примерно так же, как сожаление, только с горьковатым оттенком.
Я отпихнул его морду.
— Я не…
— Ты не — что? — уточнила Фериус.
— Ничего. Вообще ничего. Просто оставьте меня в покое.
Женщина, на пару лет старше меня (или, может, на пару десятилетий — трудно было разобрать под ее макияжем) вальяжной походкой подошла к нам и заворковала над Рейчисом.
— Только взгляните! Вот это красавчик! Просто милашка!
Она говорила это белкокоту, но тем временем положила руку мне на грудь. Ее пальцы скользили по пуговицам моей рубашки. Рейчис же вовсе не обратил на женщину внимания: он вытянул шею, чтобы лучше видеть карты Фериус.
— Убери отсюда двуногую, Келлен. Она меня раздражает.
Не подозревая о недовольстве Рейчиса, женщина наклонилась к белкокоту, едва не касаясь его носа своим. Ее дыхание при этом щекотало мою шею…
— Готова поспорить: женщины то и дело спрашивают, можно ли погладить его по шерстке.
Белкокот фыркнул.
— Келлен, скажи ей, что она пахнет тремя разными мужчинами и по меньшей мере двумя женщинами. И что ей, вообще-то, следовало бы принять ванну, прежде чем…
— Может, ты заткнешься? — спросил я.
Глаза жрицы любви расширились, и она влепила мне пощечину.
Я остолбенел. Был потрясен и недоумевал, но все же, несмотря на собственные переживания, я успел увидеть боль в ее глазах — пусть это и длилось какой-то миг.
И да — девушка действительно была не сильно старше меня. Отчего-то мне вдруг стало нестерпимо стыдно.
— Я говорил с белкокотом, — сказал я как можно убедительнее.
— Не обижайся, милая, — сказала Фериус. — Этот парень становится капризным, если не выспался. А вот я останусь тут надолго. Не сходишь ли за выпивкой? Притащи нам самый большой поднос, который найдешь. А через часик-другой можем встретиться в моей комнате. Идет?
Она кинула жрице любви монету. Ее диск сиял чистым золотом, а в центр был вправлен мерцающий изумруд. Девушка поймала монету и сжала в кулаке. На ее губах снова заиграла улыбка. Она глянула на Фериус с удивлением и восхищением.
— Звучит недурно, — ответила жрица любви, и в ее голосе внезапно послышался акцент, присущий аргоси.
Отчего-то я почувствовал раздражение. Создавалось впечатление, будто эти двое издеваются надо мной.
Дождавшись, когда девушка уйдет, я спросил Фериус:
— И зачем ты пригласила ее к себе в комнату?
— А что? Женщина не может приятно провести время в хорошей компании? И потом: у меня ломит плечи, а эта братия творит истинные чудеса в плане массажа.
— Она же… Это предосудительно.
Да, я знал, что Фериус мои слова не понравятся. В свою защиту могу сказать, что, у джен-теп проституция запрещена.
Впрочем, меткие маги у нас тоже не в чести.
Фериус пронзила меня взглядом.
— Эта девушка не сделала тебе ничего плохого. И я тоже, если уж на то пошло. Позволяй иногда другим людям жить так, как им нравится, даже если это не нравится тебе. Все равно ты ничего не можешь им дать — и тебе нечего у них взять.
«Путь аргоси — это Путь Воды», — напомнил я себе. Фериус не первый раз преподавала мне этот урок. И вроде бы ничего тут сложного нет. Но усвоить его было не легче, чем удержать между пальцами дождевые капли.
— Ты права, — сказал я, сгоняя Рейчиса и поднимаясь со стула. — Надо бы пойти и извиниться перед ней.
Фериус поймала меня за руку.
— Эта девушка сейчас улыбается. У нее в кулачке больше денег, чем она зарабатывает за месяц. Оставь ее в покое.
— Но она думает, что я…
— Грубиян с дурным характером, самовлюбленный простачок, не стоящий ее внимания. В данный момент это не так уж далеко от истины. Думаешь, твои извинения пойдут ей на пользу? Или, может, на самом деле они нужны тебе самому, чтобы успокоить совесть?
Я хотел возразить, но, прежде чем успел раскрыть рот, Фериус достала карту. Она была старая и потрепанная, нарисованная в черно-красных тонах. Карта из колоды долгов, которую Фериус всегда носила с собой.