— Подержи. — Арина передала аппарат Акулиничевой и занялась поиском подходящей отвертки.
— Ой! — бестолковая Светка ухитрилась нажать на защелку, открывавшую крышку фотоаппарата. Вместо того чтобы захлопнуть ее как можно скорее, Акулиничева, как завороженная, смотрела на загубленную пленку и повторяла: — Честное слово, я ничего не трогала, она сама, сама открылась!
Барышева побледнела и поджала губы. Опасаясь бурной девичьей ссоры, я обещал потратить на Викторию целую пленку, и это ее несколько успокоило. Однако настроение у всех оказалось испорченным, и как только кончился дождь, мы быстренько разошлись по домам.
День третий. Часовых дел мастер
Детские кошмары больше не преследовали меня, и я переключился на более важную проблему — намеченный на сегодня зачет по химии. Напряжение нарастало постепенно, и к большой перемене, отложив привычные дела, почти все ребята занялись изучением конспектов и учебников. Я сидел на подоконнике и просматривал тетрадь, когда услышал голос Сережки Ивойлова:
— Панкратова, дай списать задачки!
Стоявшая тут же Татьяна поинтересовалась:
— Ты не выучил урок?
— Не успел. Мы с ребятами дотемна гоняли мяч. 56:48 в нашу пользу.
— Следовательно, ты проигнорировал свои прямые обязанности. — Большие светло-голубые глаза Панкратовой смотрели в упор, не выражая никаких чувств. — Сергей, я не дам тебе списать, ведь это противоречит правилам поведения в школе. Каждый должен получать те отметки, которые заслужил, а не пользоваться чужими знаниями.
— Шутишь…
Но Панкратова не шутила. Отстранив оторопевшего Ивойлова, она величественно проследовала в класс. Крутившаяся поблизости Светка многозначительно повертела пальцем у виска и вполголоса пояснила:
— Она с утра такая.
Поведение Татьяны удивляло. Хотя она и была круглой отличницей, но никогда особо не задавалась и в помощи страждущим не отказывала.
— Сережка, тебе моя работа не подходит? Правда, она далека от совершенства, но…
— Спасибо, Петька, — обрадовался Ивойлов и тут же испуганно вздрогнул от прозвеневшего над ухом звонка.
Пережив зачет и оставшиеся уроки, я сбегал домой, наскоро перекусил, а потом отправился в удивительную мастерскую Дмитрий Дмитрича. Подвальчик встретил меня приветливым перезвоном колоколов и улыбчивыми лицами циферблатов. Старик сидел, склонившись над разобранным механизмом, и в руке у него поблескивал бронзовый пинцетик. Не поднимая головы, мастер произнес:
— Входи, Петя. Рад тебя приветствовать в моей скромной обители.
Только теперь я как следует рассмотрел старого часовщика. Пожалуй, он сильно смахивал на ожившую мумию — высокий, жилистый, с венчиком седых волос вокруг лысины и слишком хорошо сохранившимися для его возраста крупными зубами. Должно быть, он носил вставные челюсти. А еще обращало на себя внимание старинное кольцо с черно-красным камнем, надетое на указательный палец левой руки Дмитрий Дмитрича…
— Да, я очень стар, мой мальчик, — будто прочитал мои мысли Часовщик. — Смешно, но хороший хронометр моего возраста может отлично функционировать, а я, увы, сдаю на глазах. Металл долговечней плоти, так заведено.
Я стоял, не зная, что ответить, а старик, помолчав, продолжил:
— Мой прадед, дед и отец были часовых дел мастерами, и я с радостью пошел по проторенному ими пути. Я знал, кому подражать и у кого учиться. Дед обладал огромным талантом. Он создавал удивительные механизмы, равных которым не было ни в России, ни в Европе. Этот человек мог наделять металл особой механической жизнью… Увы, дед родился не в свое время. Его таланты оказались не нужны советской власти, и остаток жизни он провел, ремонтируя будильники и ходики!
Взволнованный собственным рассказом, старик поднялся из — за стола, бодрой, но какой — то расхлябанной походкой прошелся по мастерской:
— Дед научил меня избегать легких путей, научил стремиться к своей цели, которая может оказаться важнее собственной жизни. В нашем роду из поколения в поколение передавалась легенда о его основателе — гениальном часовом мастере, который создал часы, способные подчинить человеческой воле само время. Он хотел победить смерть, а заплатил за свое творение жизнью — его растерзала толпа безумных фанатиков. В юности мне часто приходила на ум эта печальная история. Знаешь, о чем я думал, когда рассматривал собранные дедом автоматы?
— Нет… — пробормотал я, жалея, что пришел сюда и вынужден выслушивать тирады странного распалившегося старика.
— Есть ли предел совершенству? Можно ли создать автомат, неотличимый от человека? Я шел к ответу на этот вопрос всю жизнь… Следуй за мной, мой мальчик! — неожиданно скомандовал старик и скрылся между рядами стеллажей.