— Было мало, — ответил старина Дим, мильтон /я никак не мог это принять, братцы, никак не мог/.
— Когда-то было, наш молодой другер. И ты всегда был младшим. И вот теперь мы здесь.
— Все не могу поверить, — сказал я.
Тут Биллибой, розз Биллибой, к чему я никак не мог привыкнуть, сказал этому молоденькому менту, который вроде все еще держал меня и которого я не знал:
— Я думаю, будет лучше, Рекс, если мы кое-что получим по старому счету. Мальчики есть мальчики, как всегда. Не надо этой рутины в отделении. Этот тип взялся за старое, как мы хорошо помним, хотя ты, конечно, этого помнить не можешь. Он всегда нападает на старых и беззащитных, и они отплатили ему, как надо. Но мы должны сказать ему и наше слово от имени Государства.
— Что все это значит? — спросил я, с трудом веря своим ухерам. — Это же они напали на меня, братцы. Вы же не можете быть на их стороне. Ты не можешь, Дим. Это вэк, с которым мы как-то забавлялись в те старые дни, пытался малэнко отомстить через столько времени.
— Столько времени, это верно, — ответил Дим. — Я не очень-то помню это время. Во всяком случае, не зови меня больше Димом. Зови меня "офицер".
— Ну, хватит воспоминаний, — кивнул Биллибой /он был уже не такой толстый, как раньше/. — Гадкие малтшики с бритвами — горлорезами — с ними надо строго. И он крепко схватил меня и повел из Библио. На улице ждала патрульная машина, а этот вэк по имени Рекс был шофером. Они толкнули меня к задней стенке машины, и я не мог отделаться от чувства, что все это шутка, и что Дим вот-вот стянет шлем с голловера и выдаст свое "хо-хо-хо". Но он не делал этого. Я спросил, стараясь подавить страх:
— А старина Пит, что с Питом? Жалко Джорджи, — сказал я. — Я слышал про все это.
— Пит? Ах да, Пит, — ответил Дим. — Кажется, я помню это имя.
Я заметил, что мы едем вон из города, и спросил:
— Куда мы собираемся ехать?
Биллибой обернулся назад и ответил:
— Еще светло. Маленькая поездка за город, там все по-зимнему голо, но одиноко и мило. Не всегда хорошо, чтобы льюдди в городе видели слишком близко наши дисциплинарные взыскания. Улицы должны быть чистыми во всех отношениях. И он снова стал гладеть вперед.
— Послушай, — сказал я. — Я не понимаю. Старые дни прошли и похоронены. За то, что было в прошлом, я наказан. Меня лечили.
— Это нам читали, — ответил Дим. — Супер нам все это читал. Он сказал, что это очень хороший метод.
— Тебе читали? — спросил я, малэнко ядовито. — Ты еще слишком темен, чтобы читать самому, а, братец?
— Не надо, — ответил Дим, — будто вэри вежливо и с сожалением. — Не надо так говорить. Больше не надо, дружок.
И он влепил мне здоровый толтшок, прямо по сопатке, так что красный-красный кроффь из носа закапал — кап-кап.
— Никому нельзя верить, — сказал я горько, вытирая кроффь рукером, — Я всегда был одинок.
— Здесь подойдет, — сказал Биллибой.
Мы были теперь за городом, тут были только голые деревья, да где-то вдалеке, на ферме, жужжала какая-то машина. Уже смеркалось, ведь была средина зимы. Кругом — ни людей, ни животных. Были только мы четверо.
— Выходи, Алекс-бой, — сказал Дим. — Маленько рассчитаемся.
Пока они занимались делом, этот вэк-шофер сидел у колеса авто, куря канцерогенку и почитывая книж ку. Он оставил свет в авто, чтобы виддить. Он не обращал внимания на то, что Биллибой и Дим делали с Вашим Скромным Рассказчиком. Не буду вдаваться в то, что они делали, но это было как будто лишь тяжелое дыхание и глухие удары на фоне жужжанья машин на ферме да чириканья в обнаженных ветвях. Был виден дымок сигареты в свете авто: это шофер преспокойно переворачивал страницы. А они занимались мной все это время, о, братцы. Наконец Биллибой или Дим, не могу сказать, кто из них, сказал: "Думаю, хватит, другер, а?" Они дали мне каждый по последнему разу в фас, я упал и остался лежать на траве. Было холодно, но я ничего не чувствовал. Потом они вытерли рукеры, надели каски и кители, которые перед этим сняли, и сели обратно в авто.
"До скорого в другой раз, Алекс!" — сказал Биллибой, а Дим только выдал свое старое клоунское ржанье. Водитель дочитал страницу и убрал свою книжку, потом запустил мотор, и они покатили к городу, помахав мне на прощанье — мой бывший другер и бывший враг. Но я так и остался лежать, совершенно измочаленный.
Немного спустя все начало болеть, а потом пошел дождь, совсем ледяной. Не было видно ни льюддей, ни огней какого-нибудь дома. Куда я пойду, без дома и почти без капусты в карманах?
И я заплакал: "Бу-у-у". Потом поднялся и пошел.