— Это его сын — Стормо Торрий, дубина! Не видишь разве браслет ведущего легионы? — борода Тигля взмыла вверх — А я есть первый легат Тигль Римус Бесстрашный. А первым приказом для тебя будет пройти на арену и при всей казарме получить пять плетей от самого нижнего по званию. За дерзость! Преклони колено, перед императором!
Гном, похоже, мигом протрезвел. Он недоуменно поднял бровь, как будто приподнял чугунный печной заслон.
— Не шумите так, ваше леганичество. Слышали мы про наследника Стормо Торрий. Так ведь жеж не навещали нас ваше императорство никогда. Вот и не запризнал сразу. — Центурий поднял руку вверх в знак уважения. — С коленом, простите великодушно, но трудновато будет.
Гном выехал из-за стола. Мощное тело его было лишено обоих ног. Сам он катился на странной тележке со спинкой. Ее советник принял по началу за обычное кресло.
— Нету колена, Сир. Пещерный лев оторвал, — скрипнул гном, улыбаясь темным просветом за место передних зубов. — Столетняя война, помните наверно? Льва то я молотом забил, дак он вцепился в ноги, своей проломленной черепушкой то. Да так и после смерти мне их не отдал. Жадная зверюга попалась.
Тигль не обратил ни малейшего внимания на неожиданное откровение Гнома. И сунув меч обратно за пояс, продолжил:
— Бегом… Езжай в казарму. Общий подъем когорты. Плетей получишь после.
Центурий недовольно заворчал, но видимо начальство все-таки признал. И покатил вперед по сумрачному коридору, скрипя колесами и смачно ругая творца в пол голоса.
— Пойдемте, мой император, осмотрим арену. — Тигль уверенно зашагал по коридору, что вел в другую сторону. Чувствовалось, он как будто заново родился, столь знакомы и близки ему были эти места. Даже борода его выпрямилась вместе с обычно сгорбленной спиной.
Выйдя к центру здания, Стормо догадался, почему здание столь велико. В центре постройки — пустое пространство без пола и крыши. Тренировочная арена, большая как песчаный слон, и свободная от всего, что могло мешать таинству меча. Не смотря на ветхость школы, арена сохранилась, как она была за долгие сотни лет до этого. «Священное место» — благоговейно шепнул ему на ухо первый легат, сладостно вдыхая аромат земли.
Но не то было с императором, свой чуткий нос ему пришлось старательно обмотать шарфом. Арена школы меча, как и везде, пахла не особенно приятно. Разило потом и кровью, спустя десятилетия, как будто древние духи все еще витали здесь, и шла незримая столетняя война. Прислушайся и услышишь звон стали, яростные вздохи учеников, постигающих науку боя в строю. Открой глаза — увидишь каменные столбы изрубленные острым железом и стены потертые усталыми спинами. Верно, кто-то в жаркий полдень измученно прислонился к ним не в силах больше стоять, и так — тысячи раз.
Но все это лишь невидный взору дух этого места. Ученики ушли, и даже крепко вытоптанная земля пробивалась травой и мхами. Дух недовольно ворчит устами Тигля Римуса, машет мечом из стороны в сторону, разминая старые суставы, радостно тянет плечами, и, усмехнувшись, ждет своих новых жертв или героев. Как придется.
— Идут, мой Император, — говорит дух, поглаживая бороду.
И вправду выбираются на арену сонные, небритые легионеры. Кто из них молод, кто совсем стар, кто в шрамах и дырках, а кто покрылся оспинами от бесконечного похмелья. Ворчат недовольно, громыхают железом и посматривают в его, императора, сторону, оценивающе примериваясь…
И Стормо Торрий вдруг почувствовал что-то. Родство или быть может обычную приязнь. Но он ясно осознал, пусть это не образованные и неумытые простолюдины, но это его люди. Его воины.
Стормо Торрий скинул с лица шарф, поправил на носу очки и, вытащив из-за спины фламберг, привычным движением воткнул его в землю, оперся на его твердый и холодный эфес. Они должны были принять. Они поймут кто он. Вот сейчас.
— Я Импера…
Голос императора прервался на полуслове. Ветер продувал арену насквозь. Холод проник под одежду, и Стормо Торрий болезненно закашлялся.
Среди легионеров послышались смешки. Особенно выделялся среди них обезображенный лицом центурий из рода людей, ростом в полтора раза больше всех остальных. Он не смеялся. Он смотрел неотрывно, как будто хотел пронзить взглядом ведущего легионы. Его плоский палаш единственный не спрятан в ножнах, или просто не нашлось ножен в арсенале для подобного тесака…
— Эй, смотрите, братцы, — выкрикнул он без всякого уважения, — это сопляк, который не платил нам жалованья пять лет. Слышь, император, а не намочишь штаны, пройти испытание перед своим легионом, как древние?
Его голос был мощен и хрипл подобно орку. Он разнесся над ареной и заметался меж стен утробным эхом.
Звенящая тишина нависла над землей арены.
А потом… Тигль Римус, первый легат легиона, сорвался с места как ветер, переносясь из одной точки в другую. Или нет, не как ветер. Ветер не бывает столь быстр. Он будто забыл об отсутствующей ноге. И нога выросла вновь. «Священное место». Свой меч он вынул уже в полете.
Он ударил великана плашмя. По щеке. Кожа лопнула, лицо центурия залила кровь. Гремя грудной паластиной, он растянулся на земле и немедленно вскочил в бешенстве.
Палаш ударил сверху. Удар начался еще за спиной, по науке орков. Двумя руками. Руками, что в обхвате толще торса старого советника. И когда он, казалось, уже поразил седую голову легата, грозя размозжить кости как гнилую труху, на пути его возникло препятствие. Препятствие.
Легат не двинул и мышцей. Он не двигал мечом. Просто меч внезапно оказался там, где нужно. И палаш отскочил с жалобным звоном от своего меньшего собрата, как отскакивает обычно меч от неподвижной скалы или чугунного ствола пушки.
«Магия» — прошелестел изумленный шепот в когорте. Вложивший весь вес в удар, великан отступил, раскрыв рот. Легат напоминал неподвижный, отлитый из стали памятник.
— Уважение, Центурий! — громыхнул его голос, словно удар кнута.
Легионеры обнажили мечи. Сталь зазвенела повсюду. Братья не предают своих. Легат это знал. Другого выхода уже не было. Как не было гибургской артиллерии, чтобы усмирить непокорную дворянству ярость легиона. Не было ни плетей стражи, ни преданных слуг с копьями и пистолями. И значит, императору придется сделать это самому…
— Мы обращались не к вам, уважаемый Первый Легат, — закряхтел Гном со своего стула-тележки. — Ваша власть и не подвергалась сомнению.
Обветренное лицо безногого ветерана, не ухмылялось, как на входе в школу. Оно олицетворяло саму суровость великой горы и холод скалистых пиков.
— Я обращаюсь к императору! — сказал гном.
— Мы обращаемся к императору… — вторили легионеры.
— Перед нами ведь стоит Император? Не так ли? — злобно захрипел гном. — Или это сопливая девка, нацепившая священный символ легиона? Как и его папаша Уро Торрий?
Тигль Римус горестно покачал головой. Борода его снова жалко повисла у самой земли.
— Император Стормо слишком молод и не опытен, чтобы проходить испытание, — дрогнул голос легата. Он все еще надеялся предотвратить непоправимое.
— Пусть проходит испытание с раненным вами, Центурием Богусом, или убирается вон! — зашипел гном. Серебренная вязь его блестела на солнце. Видимо, он начистил ее, пока был в казарме. Теперь знак виден полностью. Центурий-Гном был левиафаном. Высшее рыцарское звание. Его давали за столь великие заслуги, которые почитались как минимум невозможными.
Легат Римус кивнул головой. Чему быть, того не миновать. На негнущихся ногах он повернулся к императору, стоящему в пятнадцати шагах.
Лицо Императора не выглядело испуганным. А зря. Он поднял свой декоративный фламберг и без страха вышел вперед.
«Опасайтесь удара сверху» — шепнул ему Тигль, приблизившись, — «Его удар само безумие. Завтра я не смогу поднять руки…»
— Брось, Тигль, — улыбнулся Стормо. — Ты остановил его. А ведь ты не выиграл у меня ни одного боя на наших вечерних спаррингах. Это будет легко и быстро.
Римус горько усмехнулся в ответ: «Да пребудет с вами сила Мастера Меча, мой император. Постарайтесь измотать его. И рана даст о себе знать… И слушайте. Слушайте голос своей крови, Сир Стормо».