Теперь Николай понял, почему «саркофаги» имеют разные размеры. В тех, что поменьше, высотой в полтора человеческих роста, росли «кроты», будущие шахтёры Диксиленда. Те, что побольше, содержали живые заготовки людей-гекконов, а в огромных, упирающихся в свод зала, баках вызревали боевые тролли.
— Сюда, мсье! — в голосе Юбера звучал неприкрытый страх. — это же… да вот, сами смотрите!
В мутной жидкости висело, оплетённое трубками-катетерами женское тело. Несчастную поместили в «саркофаг» недавно — мышечные волокна не успели покрыть оголённую плоть, да и сердце, бившееся во вскрытой, подобно ужасному цветку, грудной клетке, было человеческим.
И — глаза! Они взирали на людей из «саркофага», и ни толстое стекло, ни мутная жижа не мешали почувствовать наполнявшие их обречённость и жуткую, нечеловеческую боль.
— Мари! Черти б меня забрали, это же Мари!
Ирландец кинулся к «саркофагу», вцепился в кремальеру — запор не поддавался. Тогда он попытался опрокинуть бак в надежде, что при падении стекло разобьётся, но тот даже не шелохнулся. В отчаянии ирландец замолотил по стеклу кулаками, и женщина отозвалась — конвульсивно дёрнулась и подалась навстречу. Её пальцы, некогда тонкие, музыкальные, а теперь изуродованные полипом, потянулись к маске, силясь сорвать её с лица. А может, это только показалось из-за колебания жидкости в «саркофаге»?
— Её уже не спасти, Майки. — Юбер положил ладонь ирландцу на плечо. — Даже если ты вытащишь Мари оттуда, как снять с неё эту пакость? По сути, она уже мертва…
— Не верю! — взвыл О'Фланниган. — Ты в глаза ей посмотри — она же в сознании, всё понимает и чувствует!
— Тем хуже, дружище. Если ты прав, то… что она может чувствовать, кроме страха, отчаяния и боли?
— Она мучается! — в отчаянии заорал ирландец. — Я не допущу, чтобы она страдала в этой адской купели!
О'Фланниган рванул из-за пояса «кольт». Грохнуло — раз, другой — и в стекле возникли аккуратные круглые дырочки. Пули пробили грудь Мари, она дёрнулась, забилась, и неподвижно повисла в баке. Жидкость вокруг раны медленно окрашивалось багровой мутью. На несколько мгновений в лаборатории повисла тишина, раздался треск, стекло покрылось сеткой трещин и лопнуло, рассыпавшись на тысячи осколков. Водопадом хлынула смрадная жидкость, обмякшее тело, ставшее похожим на выпотрошенную, ощипанную курицу, повисло на краю бака. О'Фланниган закусил губу, приставил ствол к голове того, что было его подругой, и нажал на спуск.
Выстрел, подобно вспышке детонатора, вызвал взрыв ярости. Юбер, вопя что-то неразборчивое, стрелял из «Смит-Вессона» по ближайшему баку; Курбатов, выпалив из «Мартини-Генри», колотил по простреленному стеклу прикладом, пока оно не лопнуло, окатив казака с ног до головы содержимым бака. Геркулес бесновался, швыряя в баки всё, попадалось под руку: стулья, ящики, приборы. Николай метался между спутниками, пытаясь остановить это безумие, оскальзывался в залившей пол жидкости, спотыкался о мягкие, словно вылепленные из теста, тела, вывалившиеся из разбитых «саркофагов».
Звуки — стрельбу, треск, гневные вопли — перекрыл скрежет и пронзительное шипение сжатого воздуха. Целая секция стены между двумя балками дрогнула и поползла вбок, и в высоченном, в три человеческих роста, проёме возникла огромная уродливая фигура.
ГЛАВА XII
Тролль обвёл взглядом зал — для этого ему пришлось поворачиваться всем телом, на манер кабана с его сросшимися шейными позвонками — и шагнул вперёд.
Рука Николая нырнула к кобуре. Рукоять, шедевр оружейного искусства, сама легла в ладонь. Выстрел — раз, другой, ещё и ещё… Бесполезно — тварь даже не покачнулась.
Истраченные патроны он не считал — в любом случае, перезарядиться не успеть. Троллю нужно секунда-полторы, чтобы добраться до людей, и тогда…
Сбоку, сзади гремели выстрелы, но роговая чешуя и толстенные плиты мускулов держали пули не хуже носорожьей шкуры. Чудовищное создание утробно взревело, раскинуло лапищи с кривыми, жуткого вида, когтями, и ринулось вперёд.
Николая спас другой тролль — точнее, недорощенная туша монстра, вывалившаяся из расколотого «саркофага». Атакующая тварь не сумела с ходу преодолеть гору осклизлой плоти, и притормозила. Этого мгновения хватило, чтобы справиться с приступом паники и поймать в прорезь прицела человеческое лицо, едва видное в складках мышечных складках.