По коридорам шли цепочкой, прислушиваясь к доносящимся со всех сторон трескам и скрипам. На всякий случай, Николай велел разрядить оружие — любой выстрел мог вызвать новые обрушения.
О'Фланниган снова напросился идти первым. Следом за ним Геркулес волок повисшего на его плече Курбатова. Казак пришёл в себя, но у него едва хватало сил перебирать ногами и невнятно, вполголоса материться. За ними Николай и Юбер несли мешками с бумагами, а замыкал маленький караван Цэрэн.
Минуты текли, вязкие, как смола. Воздух становился всё тяжелее, приходилось прилагать усилия, чтобы сделать очередной вдох. Язычки пламени в фонарях уже потускнели, указывая на недостаток кислорода. Голова разламывалась, сердце колотилось, как сумасшедшее, в ушах в ушах ни на секунду не умолкал раздражающий, комариный звон.
Они обшаривали коридор за коридором, комнату за комнатой — и всё впустую. Не раз дорогу преграждали свежие завалы или намертво заклиненные стальные двери и решётки, с которыми не мог справиться даже поднаторевший в ремесле взломщика ирландец.
Больше всего Николай боялся, что спасительный выход скрывается за одним из таких препятствий. И упрямо заставлял спутников искать обходные пути, раз за разом убеждаясь: и этот коридор никуда не ведёт. Тогда они возвращались к развилке, чтобы начать поиски снова. При этом порядок движения менялся: ирландец становился замыкающим, а впереди шёл Цэрэн. Монах не зажигал свой фонарь, постукивая на ходу посохом по камню, словно слепой, нащупывающий дорогу своей тросточкой.
Эти повторяющиеся попытки, от которых на человека накатывало свинцовое ощущение бессмысленности усилий, и привели к тому, что они забыли об осторожности. И возле развилки, к которой отряд вернулся, обшарив очередной, двадцатый или тридцатый по счёту тупик, их ждала засада.
События развивались слишком стремительно для мозга, угнетённого безнадёжностью, свинцовой усталостью и недостатком кислорода. Секунду назад — тусклые огоньки коптилок, шорох камешков, сыплющихся из растрескавшегося потолка, да звуки шагов — и внезапно электрический луч в глаза, лязг передёргиваемых затворов и грозный окрик: «Стой! Бросай оружие!»
В узком коридоре, где с трудом могли разминуться двое, любая пуля гарантированно нашла бы цель. Юбер, увидав направленные в лицо стволы, закричал: «Не стреляйте!» и уронил свой «спенсер». Николай различавший из-за его спины только тёмные силуэты с винтовками наперевес, отшвырнул мешок и заскрёб ногтями по крышке кобуры, понимая, что не успевает…
Не растерялся только Цэрэн. Монах рыбкой нырнул вперёд, перекатился через голову и оказался среди охранников. Раздался шелестящий свист, блеснул металл, и темноту прорезали резанули крики, полные животного ужаса и боли. Потом раздался тошнотворный звук — утробное бульканье, пополам со свистящим хрипом воздуха, вырывающегося из лёгких — потом что-то мягко обрушилось на каменный пол, и наступила тишина. Лишь Николай вхолостую клацал затвором разряженного «люгера».
Юбер шагнул вперед и поднял фонарь повыше, освещая место схватки. Цэрэн стоял над грудой страшно искромсанных тел, и тёмные капли падали и с кончика узкого прямого меча, который он сжимал в правой руке. Лежащий у его ног человек ещё шевелился — ноги мелко подёргивались, сведённые предсмертной судорогой пальцы скребли по камню, кровь из перехваченного от уха до уха горла тонкими струйками фонтанировала, пятная двуцветную хламиду убийцы. На шафрановой ткани монашеского одеяния пятна казались чёрными, на бордовой же не были заметны вовсе…
Цэрэн нагнулся, вытер клинок об одежду убитого и подобрал отброшенный в пылу схватки посох. Николай сразу вспомнил Раджита Сингха рассказы об индийских пандитах, прятавших в монашеских посохах шпионские принадлежности. А посланец Лаханг-Лхунбо держал в своём посохе меч — но не счёл нужным сообщить об этом своим спутникам. Что ж, нельзя не признать — он воспользовался своим секретным оружием на редкость вовремя…
Курбатов осмотрел трупы и сплюнул:
— Добре сработал сатана бритоголовый! И клинок остёр, чисто бритва! А всё ж, шашкой оно ловчее бы вышло…
Несмотря на толику снисходительности в голосе, фраза прозвучала вполне уважительно. Похоже, казак признал в тибетском монахе собрата по живорезному ремеслу.
— Посмотрите, что тут есть!
На каменном полу стояли носилки с чем-то громоздким, прикрытым парусиновым чехлом. Рядом с ним стояли двое мужчин, один в замасленной робе техника, другой — в белом лабораторном халате.