Она оторвала ладонь от его руки и зябко повела плечами, кутаясь в лёгкую кремового цвета шаль.
«Откуда она взялась? Соткалась из вечерних сумерек? А ведь и правда, посвежело…»
— Мне что-то зябко. — заявила Берта. — если вы не против, продолжим беседу у меня в каюте? Стюард подаст лёгкий ужин — за ним и обсудим детали подготовки к нашей экспедиции.
«Пропал…» — понял Смолянинов. — «Как есть пропал, и никуда теперь не денусь…»
Ноги сами несли его к ступенькам, вниз, откуда чарующе пахнуло — то ли лавандой, то ли жимолостью. Хрустальный купол, на мгновение дрогнул, пропуская гортанный возглас рулевого — и снова сомкнулся, отрезая всё и вся. Только вода шуршала за бортом, да слегка подрагивали, в такт мягким ударам волн, доски обшивки.
Тишина…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Крокодиловый портфель
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Туман над Темзой. В скольких повестях, романах, путеводителях можно найти эту фразу? Несть им числа. А что ещё скажешь, если над Темзой и правда, туман? Сквозь него то и дело пробиваются гудки буксиров, катеров, пароходиков: то короткие, требовательные, то длинные, заунывные. Вдоль берегов тянутся вереницы огоньков — выныривают из тумана и снова тают в нём, подсвечивая белёсую хмарь тускло-жёлтым. Это Лондон, джентльмены: средоточие мощи, богатства, центр цивилизации, заявившей о себе в залпах броненосцев Королевского флота, свистках паровых машин и гудении прокатных станов сталеплавильных заводов. Правда, издалека, из-за вод Атлантики уже скалит зубы молодой хищник, возомнивший о себе нувориш Нью-Йорк, вчерашняя колония, выкупленная у краснокожих дикарей за горсть голландских гульденов. И разросшаяся потом на виргинском табаке, хлопке с низовий Миссисипи, на калифорнийском золоте, на поте и крови ирландских, польских, шотландских и бог ещё знает каких эмигрантов. Время заокеанских выскочек ещё придёт, но потом, позже. А пока — над Темзой туман.
Как известно, джентльменам полагается обсуждать щекотливые дела непременно в клубе. Но ведь у стен есть уши, даже если стены эти пропитаны истинно британским духом, а покой посетителей оберегают ливрейные лакеи, важные, как министры её Величества. А потому, двое беседовали на чистом воздухе, если можно назвать так смесь тумана, угольного дыма, ароматов креозота, навоза и всепроникающего смрада гниющей литорали, который литераторы почему-то упорно именуют «запахом моря». Под арками Вестминстерского моста несет мутные струи Темза, и огни бакенов на главном судовом ходу с трудом пробиваются сквозь серую пелену.
— Откуда у вас уверенность, профессор, что русские вообще там были? — сварливо осведомился тот, что повыше. — Насколько мне известно, их видели только на площади возле дворца. Возможно, в подземной перестрелке участвовал кто-то другой?
Тот, кого назвали профессором, поморщился. Уэскотт подумал, что без маски, при свете дня его вполне можно принять за пастора: худощавый, лет около сорока, каштановые, слегка вьющиеся волосы с проседью. Не хватает только стоячего, высокого, жестко накрахмаленного воротничка, из тех, что неизменно носят священники.
Возраст профессора определить было нелегко: с одинаковым успехом ему можно дать и тридцать пять и пятьдесят. Возможно, в этом были виноваты очки в тонкой проволочной оправе, с небольшими, круглыми, сильно затемненными стеклами. Деталь, не слишком характерная для служителя пресвитерианской, да и любой другой церкви.
— Это беспочвенные фантазии, уж простите, Уильям. С чего бы русским, в таком случае, бежать? Ясно как день: они добыли то, зачем явились, и при первой возможности покинули город!
— Они могли уехать из-за гибели Эберхардта. Без него ни Рукавишникову, ни другим членам русской экспедиции нечего было делать в Александрии, никто не допустил бы их к собранию редкостей хедива!
— Сбежать из-за первой же неудачи, после того, как они добирались до цели через три моря? — пренебрежительно хмыкнул профессор и похлопал по ладони набалдашником трости — серебряным, в виде головы морского чудища. — Плохо вы знаете этот народ, Уильям! Их подобные пустяки никогда не останавливали. Но, чтобы окончательно развеять ваши сомнения — вот!
Он предъявил собеседнику горсть стреляных латунных гильз и пистолетик-«пепербокс».
— Это выкопали из-под завала в подземелье. Гильзы от револьвера системы «Галан». Такие состоят на вооружении русского императорского флота, а при наших «друзьях» замечены матросы из охраны консульства в Александрии. Но главное — монограмма на «пепербоксе». Она не оставляет сомнений: известное вам лицо было в подземелье дворца и участвовало в перестрелке!